ЗИНЗИВЕР № 3 (59), 2014

Квартирную хозяйку звали Алевтина Пантелеймоновна, и она была приветливой, круглолицей, миловидной, лет тридцати пяти. Сибирячка, она переехала в Крым недавно и жила пока в отдельной комнате семейного рабочего общежития. При этом, впрочем, как и все здесь, умудрялась сдавать даже эту единственную комнату курортникам и на лето перебиралась с двумя дочерьми в небольшой сарайчик, положенный каждой живущей в общежитии семье. Мужа у нее не наблюдалось. Но самой главной удачей Сергея и Антона было даже не то, что они нашли комнату в разгар курортного сезона, после многочасовых скитаний по поселку в самый солнцепек, а то, что Алевтина Пантелеймоновна работала сестрой-хозяйкой в пансионате «Бирюзовый залив» и довольно быстро устроила им курсовки на питание в столовой пансионата. Теперь они были избавлены от нудного стояния в очередях в двух общественных столовых, а следовательно, отдыхать в этом популярном, но довольно паршиво обустроенном для большинства отдыхающих со всей страны поселке стало гораздо приятнее.
Целый день они сидели на пляже, купались, вяло играли в карты и увлеченно рассматривали девушек, впрочем, не предпринимая никаких действий к установлению, как принято, легких и скоротечных курортных отношений. Был более-менее успешно окончен первый курс института, у Сергея — инженерно-технологического, у Антона — медицинского. У каждого из друзей осталась в большом родном украинском городе любимая девушка, с которой уже случилась долгожданная близость. И хотя по ряду обстоятельств с подружками на лето пришлось расстаться (разное время учебной практики, родители девушек и тому подобные малоприятные вещи), каждый сохранил твердую романтическую уверенность, что именно эта девушка — навсегда, и поэтому никакие курортные романы не могут быть интересны.
Общежитие — длинное, белое, выкрашенное известкой одноэтажное барачное здание — стояло далековато от моря, почти у подножия знаменитой горы, похожей на профиль известного богемного поэта. Так что топать к нему приходилось через весь поселок, сначала мимо характерных крымских домиков, а затем — среди душного густого запаха малознакомой городским жителям огородной и полевой зелени. У общежития было два входа — с торцов, а внутри, от одного входа к другому, через все здание шел длинный сквозной коридор с множеством дверей. Но так как Алевтинина комната находилась в самом дальнем конце, со стороны горы, то задний вход в общежитие, небольшая застекленная веранда и крылечко получились как бы приватными: и столик стоял, и скамейки были врыты в землю, и веревочки для белья протянуты, и деревца, несколько чахлые, посажены возле крылечка. И никто, кроме Алевтины Пантелеймоновны, ее детей и постояльцев не пользовался этим входом, отдавая должное некоторому «начальственному» положению Алевтины в пансионате.
Дочки Алевтины — пухленькая, белокурая и постоянно растрепанная пятилетняя Муся и симпатичная, с веснушками и косичками, но по-южному рано оформившаяся двенадцатилетняя Оля — целыми днями сидели в этом импровизированном дворике со своими подружками. Они играли или что-то делали по хозяйству на веранде, где стояли керосиновые печки, а иногда большой толпой шли на пляж и там обязательно навещали Сергея и Антона, окружая их многоцветной девчачьей компанией. При этом Оля и ее худенькая, нескладная подруга Ира на правах хороших знакомых присаживались к подстилке парней поближе, принимая участия в игре в «дурака» или — чаще — каких-то жизненных разговорах. И у Сергея, и у Антона такие задушевные разговоры с женским полом всегда почему-то происходили довольно просто и откровенно, ну, а уж тут им казалось, что они способны поведать малообразованным юным провинциалкам что-то чрезвычайно важное и интересное про свою взрослую студенческую жизнь. И девчонки действительно хотели подробно знать об этой жизни, особенно — про городских подружек Сергея и Антона, с пристрастием, не по возрасту серьезно задавали парням какие-то совсем неожиданные вопросы, как они говорили, «про отношения»:
— И ты у нее в общежитии остался? А остальные девочки в комнате что сказали?
— А Марина — у ней стрижка удлиненная или «сэссун»?
— Что тебе ее папка после всего этого сказал?
— И совсем-совсем не ссорились после этого, уже полгода?
— Света — она маленького роста, да? Выше меня?
Даже маленькая Муся внимательно прислушивалась к такого рода разговорам, копаясь в серовато-разноцветной гальке или расчленяя медуз. Видимо, Мусе слушать «про отношения» было вполне привычно, в первую очередь из уст мамы Алевтины, с ее явно не состоявшимся женским счастьем.
Вечерами Сергей, Антон, Оля и Ира гуляли по длинной бетонной дорожке вдоль пляжа, вроде как набережной, заполненной тихими, сосредоточенными друг на друге парочками или, наоборот, шумными нетрезвыми компаниями, в пылу безудержного веселья орущими песни под гитары и без них. А однажды им навстречу попался даже целый караван с разбитными девицами, сидящими на плечах своих кавалеров — просто шедевр дуракаваляния. Иногда ходили в летний кинотеатр. Кино — здесь это было целое событие: во-первых, не каждый день, во-вторых, в основном старое и плохого качества, а то, ко всем этим достоинствам, еще и индийское. И если девчонки были вполне согласны и на такое развлечение, то парни презрительно отказывались, и «хозяйки» оставались с ними из солидарности. Поэтому часто сидели в темноте на крыльце общаги, дышали наконец-то остывающим вечерним воздухом и опять же о чем-то болтали. Бывало, после долгого рабочего дня к ним присоединялась и Алевтина, тоже их расспрашивала, но и про себя охотно рассказывала: в ее историях в основном присутствовали бывшие пьющие мужья и наглые отдыхающие со своими бесконечными дурацкими требованиями.
В один из таких вечеров Оля вдруг взяла в темноте Сергея за руку и начала медленно, еле ощутимыми прикосновениями перебирать ему пальцы, периодически вставляя какие-то слова в общий разговор. Сергей при этом сидел совсем онемевший…
— А давайте завтра устроим пикник на вон том холме, — вдруг сказала Ира, — я у мамки возьму вина классного, «Черный доктор». Она из совхоза приносит, я знаю, где оно у ней стоит — в бидончике, отлить можно.
— Да, вы такого и не пробовали, — поддержала ее Оля. — Говорят, оно такое редкое и полезное, что все за границу посылают.
Парни, естественно, были не против, и на следующий вечер, когда стемнело, небольшая компания отправилась на один из недалеких холмов, на котором стоял казенный металлический обелиск — памятник погибшим солдатам. «Черный доктор» — для конспирации — Ира принесла в термосе, а ребята припасли еще и бутылку венгерского «Промонтора». В матерчатой сумке у Оли были рыбные консервы, хлеб и какая-то незамысловатая посуда.
Сели на самом краешке холма в пахучую хрустящую сухую траву, спиной к обелиску, в неярком свете непривычно низкого и очень звездного неба. Снизу — невнятная музыка и мерцающие огоньки поселка, а за ним — гора, совсем как бумажная декорация, и чуть-чуть блестящая большая темнота притихшего ночного моря.
Сочетание сладкого вина и консервов было, конечно, довольно странным, впрочем, и сама компания, и место — также. «Черный доктор» действительно показался вкусным, правда, уж слишком насыщенно сладким, но впечатляло, вероятно, не само вино, а то, чтó девчонки рассказывали про него. И про целебные свойства, и как оно доставалось, потихоньку выносимое работниками из ближайшего винодельческого совхоза, где работали многие жители поселка.
Оля опять сидела близко от Сергея, чуть впереди. Она смотрела на море, а он смотрел в полумраке на ее ухо, чувствовал слабый тревожный морской запах от ее кожи, платьица и волос и боролся с жутким желанием крепко прижать ее к себе — только руку протяни. Она даже заныла, эта рука, и холодело внутри от таких мыслей.
После «Черного доктора» попробовали и «Промонтор», но все единогласно заявили, что венгерская «краска» нашему «Черному доктору» и в подметки не годится. А дальше разговор клеился плохо, лирическое настроение сменилось какой-то бравадой. Оля начала беспричинно смеяться, Антон как бы невзначай положил руку на Ирино плечо — и та не возражала. Это Сергея как-то особенно возмутило, он-то старательно помнил, что девчонки совсем еще дети и — «ничего нельзя», и стал тащить компанию к морю. Впрочем, он всегда комплексовал и всего чересчур боялся. Они собрали сумку и ушли на берег прогуливать захмелевших девчонок перед возвращением домой.
Так все и закончилось в тот вечер, а вскоре настал день отъезда. Билеты на автобус из поселка в Феодосию и на поезд были куплены заранее, ведь иначе никак не уедешь — народу отдыхающего слишком много.
Автобус отходил в середине дня. Оля и Ира прямо с пляжа пришли провожать на автостанцию. Мокрые купальники проглядывали сквозь их цветные блеклые сарафанчики. Были чинно пожаты руки, и пожелания «приезжайте еще» произнесены бодрыми девчоночьими голосами, но беспокоило что-то, бог знает почему. Вроде и не подружки они были им совсем, не ровня, и вообще не было ничего, кроме задушевных разговоров под крымским небом и одного неполного термоса с «Черным доктором», а вот…

Четыре года спустя Сергей со Светой приехали в поселок в свое «свадебное путешествие». Они только-только окончили институты, только-только поженились, и для другого, не «дикого» отдыха ни денег, ни путевок у них, естественно, не было. Пытались остановиться у Алевтины, даже писали ей заранее, но та ответила, что все у нее занято. И после целого дня поиска им пришлось снять нечто вроде фанерного домика, видимо, летней кухни, в другом конце поселка. На пляже поджаривалось много знакомых из их родного города, так что было весело. В первый же день в одном из пляжных разговоров Анька, одна из Светкиных приятельниц по институту, поведала про местную дискотечную знаменитость:
— Тут одна девчонка на танцах вышивает, вы бы видели! Юбка — ну, короче уже совсем некуда, на голове — вот такая «химия», танцует — как из немецкого балета, что по телеку показывают. Мужики все вокруг стонут, каждый вечер — новый кавалер и сплошные разборки… Местная, ее весь поселок знает. Зовут ее как? По-моему, Ольгой…
Вечером на танцплощадке «Бирюзового залива» Сергей с трудом признал в задиристой, полногрудой, чертовски стройной красавице Олю, Алевтинину дочь. Кос, конечно, уже как не бывало, веснушек тоже было не разобрать под яркой «боевой раскраской». Она танцевала не просто хорошо и легко, но крайне вызывающе. Никто, даже из столичных приезжих, так не решился бы никогда. Ни одно из движений не было выученным, стандартным — только безудержно метался кусочек ткани, изображающий супер мини-юбку, взлетала над толпой копна волос и мелькали тонкие руки и ноги в экзотически откровенном ритуале. И окружали ее после каждого танца вовсе не парни, а какие-то совсем немолодые мужчины.
Один раз она прошла в подобной компании недалеко от Сергея и Светки, с сигаретой в руке, нарочито громко и развязно говоря что-то одному из ухажеров…

— А помните, много-много лет назад, в советские времена, было такое дефицитное крымское вино «Черный доктор»? Я, представьте себе, купил на днях такое в русском магазине на Брайтоне. Кому налить — попробовать к десерту? — сказал хозяин вечеринки Саша, откупорив бутылку с изображением множества медалей и чего-то южнобережного.
Большинство из сидящих за столом отказались: несколько часов подряд пили водку, и смешивать как-то не хотелось. Рюмки протянули две женщины и Сергей.
— Не в обиду тебе будет сказано, Алекс, — сказала хозяину одна из этих женщин, попробовав, — но я слышала, что это уже не то вино. Старый рецепт потерян, и сейчас они выпускают там совсем не то, что раньше… Ну, а ты, что скажешь? — обратилась она к Сергею, медленно тянувшему свою порцию темной приторной жидкости.
— Я думаю, ты права, — проговорил Сергей, — это совсем не то, что было раньше.