ЗИНЗИВЕР № 4 (60), 2014

Перекличка поэтов


Владимир СКИФ
Поэт. Родился на ст. Куйтун Иркутской области. Жил на станции Харик и в поселке Лермонтовском Куйтунского района в большой семье, где воспитывалось пять сестер и трое братьев. Закончил семилетнюю школу и поступил в Тулунское педагогическое училище. В 18 лет уже работал учителем в родной школе поселка Лермонтовский. Служил на Дальнем Востоке в морской авиации. В разное время в Москве и в Иркутске выпустил 20 книг: «Зимняя мозаика», «Журавлиная азбука», «Грибной дождь», «Живу печалью и надеждой», «Копье Пересвета», «Над русским перепутьем», «Галерея», «Золотая пора листопада», «Письма современникам», «Новые стихи», «Русский крест», «Молчаливая воля небес», «Все боли века я в себе ношу», «Скифотворения» и другие. Владимир Скиф — председатель Иркутского регионального отделения Союза писателей России, секретарь Правления Союза писателей России, член Приемной комиссии Союза писателей России. Живет в Иркутске.



МИР МНОГОМЕРНЫЙ
 
*   *   *

Я легких троп не выбираю,
Я силюсь выстоять в бою.
Слова безликие стираю,
Чтоб не затмили жизнь мою.

Не преклоняю русской выи,
Но сквозь терзания свои
Я вижу скорбный путь России
И две кровавых колеи.

А космос явственней и ближе,
И посреди живых лучей
Христа-Спасителя я вижу
Над Русью бедною моей.



*   *   *

Ноябрь перекрасил синеву
В остудность и свинцовость неживую.
Осенним ветром сдернуло листву
Последнюю, дрожащую, сырую.

Душа полна и горя, и пустот
Полынных, продуваемых ветрами.
В душе озябшей белый снег идет,
Как сквозь проемы
                                   в разбомбленном храме.

Года России мхом позаросли,
Она все ищет некий путь окольный,
Выспрашивая тайну у земли
И у разбитой взрывом колокольни.

А храм молчит.
                        И тишина молчит.
Звезда молчит на сизом небосклоне.
Лишь пулемет из памяти строчит,
И ветер ветку над землею клонит.



*   *   *

Биенье сердца, словно осыпь
С высоких гор — века стучат.
Над нами огненная осень
И поцелуев жарких чад.

Мне кажется: иду по краю
Высокой бездны — вдруг сорвусь.
Сгораю или выгораю
В твоих объятьях. Ну и пусть!

Сгораю или умираю
Среди огнистых скальных гряд,
Но не срываюсь, а взлетаю,
Любовным полымем объят.

И там, где жизнь моя клубится,
На гребне страсти мировой,
Лечу к тебе, как будто птица!
Ты слышишь клекот горловой?



*   *   *

Моя душа летит сквозь время,
Сквозь черную, тугую тьму.
В России жгут беды беремя
И тонут в жертвенном дыму.

Готовят пики и дреколья,
По вечерам лампады жгут
И всей своей сердечной болью,
Всей русской голью чуда ждут.

Во тьме ругаются нещадно,
Хрустит брусчатка или грунт…
Бессмысленный и беспощадный,
Готовят новый русский бунт.

Все это я увидел разом,
И сердце мне объяла грусть:
«Вот только б
                        возмущенный разум
Вновь не убил Святую Русь!»



*   *   *

Ветра осенние сквозят…
Последний лист
                      румянцем рдеет,
Снежинки вечности висят,
Душа Вселенной холодеет.

На тропках выступила соль,
Рассветным холодом блистая.
И в поднебесную юдоль
Гусиная уходит стая.

С полей последний стог свезли,
Маячит дерево далеко.
И посреди пустой земли
Живому сердцу одиноко.



*   *   *

Мир многомерный отражается,
В прозрачном небе, как в трюмо.
К моей душе летит, снижается
Очарование само.

А я и вправду — очарованный
Тобой уже который год —
Твой поцелуй, тобой дарованный,
Несу, спасаясь от невзгод.

Ступеньки лет — живая лестница,
По ним, не замедляя бег,
Ко мне от Пушкина прелестница
Перебежала через век.



*   *   *

Вот высокое небо. Под ним
Моя жизнь проходила, как дым.

Триста женщин, любя и кляня,
В том дыму целовали меня!

Двести женщин под темной луной
В дымной страсти сгорали со мной!

Но окончен любовный разбой,
Дым истаял, как снег голубой…

Где вы, женщины? Пусто в дому.
Тяжело умирать одному.



*   *   *

По стенке бьют железом,
Иль это снится мне.
Сосед стучит протезом,
Как автомат в Чечне.

Сосед мой — Кремль не любит,
Я тоже не люблю.
Сосед по стенке лупит,
Как будто по Кремлю.



ЗАБОР

Покосился забор и упал,
Все заборы в России упали.
Юрий Кузнецов

Хлестанул по России напалм,
Все заборы в России упали.
Я смотрю: мой забор не упал,
Потому что забор — на Байкале.

Потому что из гор — мой забор,
Из стального байкальского кедра.
Не сломал его — века топор
И кувалда заморского ветра.

У меня за забором тепло,
Вражью он остановит лавину.
Всех, кого из Руси унесло,
Я зову на свою половину.

За забором звенит перебор
То баяна, то русской гитары…
Не пройдут через этот забор
Двадцать первого века хазары.



БАБУШКА

И вдруг привидится зима,
Снегов бескрайних закрома.
Моя деревня, отчий дом,
Икона в свете золотом.

Старинный бабушкин уклад,
Ее сундук, ее наряд.
И прозорливость слов, ума.
Она умела все сама:

Скосить траву, сметать зарод.
Не убиваться в недород,
Не обращать молитву в плач.
Из лебеды — испечь калач.

Гуж невезенья разрубить,
Из русской песни хлеб добыть.
Пуд соли съесть, мир поскрести
И от нужды детей спасти.

Достать звезду, построить дом,
Россию выласкать трудом.
От Витебска до Колымы
Все дети бабушкины — мы!



ЗАМЕС

Ты выдохни свой к миру интерес.
На камне лета — Божеский замес.

К нему притронься плавною рукой,
Вложи в него сердечный непокой,

Свое дыханье, взвихренную кровь.
Отдай замесу смертную любовь.

Вживи себя в сей Божеский замес,
Чтоб радуга вставала до небес.

Чтоб равновесье ветер потерял,
Чтоб ты себя в себе не повторял,

А взял свою судьбу наперевес
И клином света обтесал замес.

Изгиб сомненья, тяжести настил
В летучую надежду обратил.

И вышиб темень из углов души,
Плеснул, как пламя, радости ковши.

Тогда и выйдет Храмом на крови
Произведенье веры и любви.



ПУСТЫРИ

Не отвести немого взгляда
От этих голых пустырей,
Где в темных трещинах распада,
Как будто бы в морщинах ада,
Стоит печаль моих полей.

Еще недавно восходила
Пшеница в терпкий Божий день.
Но землю пагуба схватила
И ни на миг не отпустила,
И поселила в поле тень.

Над пустырем полынь скрепила
С землей себя в один присест.
И до небес взошла крапива…
Как на погосте сиротливо
Здесь появился смертный крест.

Россия! Взяв штыки и вилы,
В себя, опальную, смотри!
Неужто бесы чернокрылы
Продавят нас через могилы —
На пустыри?!



*   *   *

Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе…
Борис Пастернак

Помни, жизнь — моя сестра,
Нам Россию не покинуть.
Из российского нутра
Русской памяти не вынуть.

Радуй, жизнь — моя сестра,
Тех, кто жив умом и сердцем.
Взмахом сабли и пера
Для Отчизны поусердствуй!

Соотечественник мой,
Разорви небес рубаху,
Спой частушки под гармонь
Перед тем, как лечь на плаху.

Закулисная игра
Все идет в крови и гриме.
Смейся, жизнь — моя сестра,
Над конвойными своими.

Отдохнувшая с утра,
Поднимай себя на битву.
Помни, жизнь — моя сестра,
Взявши меч, твори молитву.



*   *   *

Сеется дождь. И ресницы
В бисере мелком, как пыль.
В памяти пусть сохранится
Лета байкальского быль.

Первые низкие громы,
Молний сверкающих цеп,
Белых черемух хоромы,
Благости свет на лице.

Дачные курьи избушки,
Птиц «Александровский хор».
И на зеленых подушках —
Ландышей хрупкий фарфор.

Томно Байкала накаты
Мреют под теплым дождем.
Пусть мы живем небогато —
Мы на Байкале живем.



УГРА

Как на речку на Угру
Я поеду ввечеру.
С быстрой речкою Угрой
Позабавимся игрой.

Расступись-ка ты, гора,
Будет прятаться Угра.
Я, как будто за сестрой,
Буду бегать за Угрой.

Там — гора, а здесь — нора,
В нору прячется Угра.
Я стою перед норой,
С толку сбит рекой Угрой.

Но задыбится нора,
К свету вылетит Угра.
Я кричу: — Ура! Ура!
Я нашел тебя, Угра!



СОВА

Ночь, словно выстрижет слова,
Повыдергает звуки,
И только черт, или сова
Загукает в излуке
Текучей вечности, в ее
Пустом углу без тверди,
Где, как белье — висит былье
На костяке бессмертья.
Где в небе, между черных звезд,
Заледенела лира,
И тишина, как твердый ворс,
Покрыла струны мира.
Не сплю на дне пустого рва,
Где вьются корни-сверла,
Пытаюсь вытолкнуть слова
Из каменного горла.
И не могу, дышу едва,
Как будто жизнь пропала.
Крестом летящая сова
На сердце мне упала.