ЗИНЗИВЕР № 9 (65), 2014

Александр Блок оказал огромное влияние на советскую поэзию. Многие его темы, просодии, поэтические жесты активно эксплуатировались членами Союза писателей СССР. Однако в неподцензурной советской литературе отношение к нему было настороженное.
Дело не только в разнице вкусов. Одни поэты, вроде Николая Байтова, вообще не признавали достоинств самого знаменитого поэта Серебряного века. Другие, вроде Евгения Бачурина, ставили его рядом с Пушкиным. Во всем этом сложном спектре приятий-отталкиваний существовала определенная тенденция, связанная с логикой развития современной литературы. Отталкивание от Блока и — шире — от символистов шло еще со времен футуристов.
Ретроавангард вкупе с модными «измами» ревностно прочитывал раскрученные блоковские вещи и качество многих из них ставил под сомнение. Присутствовала в этой ревности и трепанация литературного процесса. Известные строки Хармса «опять о Пушкина, опять о Гоголя» оказались приложимы и к Блоку.
Блок-новатор оказался в поле внимания верлибристов. Сторонники свободного стиха, который с трудом находил себе дорогу на страницы толстых журналов, кивали в сторону классика. Мол, у него целых шесть верлибров. Впрочем, безоговорочно поэтические достоинства признавались только за двумя, написанными в один день и посвященными двум девушкам. 6 февраля 1908 года к поэту в гости пришли Елизавета Пиленко и Наталья Волохова. Первой, известной в будущем под именем матери Марии, Блок посвятил стихотворение «Когда вы стоите на моем пути», а второй, с которой у него был бурный роман, посвящено стихотворение «Она пришла с мороза».
Остальные тексты именно как стихи верлибристами во внимание не принимались и особенно не ценились. Во всяком случае, я не помню, чтобы в спорах в студии «Алые паруса» Вячеслава Куприянова на Преображенке их приводили в качестве аргумента. А когда на квартире у Михаила Файнермана один из филологов привел «неканоническую» цитату, Всеволод Некрасов резко отреагировал: «Это слабые строчки».
Один из основателей конкретизма Всеволод Некрасов видел в Блоке, прежде всего, автора поэмы «Двенадцать». Он ценил разговорную стихию, язык улицы, ворвавшийся в стих. А вот с Блоком-классиком, забойно раскручивавшим строки, он спорил. Спорил и показывал условность поэтического приема:

Эта игра на понижение — не в смысле иронии над чувствами и мыслями, а в смысле обнажения приема и констатации новых реалий, отсылает нас к футуристам, к классическим строчкам из поэмы «Хорошо» Маяковского:

В то же время блоковская Россия у Некрасова, несмотря на понижение, живет пейзажем:

Собственно, некрасовский Блок маркирует пространство. Да, блоковский стих берется под критический прицел, и в то же время сам поэт становится у Некрасова гением места.

Все точно. И в смысле конкретики. И в смысле характеристики блоковских текстов. Сравните, например, некрасовские стихи с блоковской строфой:

После такого взлета простое движение грозовых облаков кажется иллюстрацией к стихотворению.
Некрасов средствами поэзии пытается показать, что прием создает реальность, что язык в любом случае первичен. Акцент только на содержании, по мысли Некрасова, сомнителен. Он приводит к гладкописи, к классичности в школьном ее изводе. Иначе говоря, к симулякру.
Известный московский концептуалист Дмитрий Пригов также не обошел своим вниманием Блока. Он анализирует его жесты, помещает их в контекст советской реальности. И получается «смешно». «Молчите, проклятые книги!», — восклицает Александр Александрович. А Дмитрий Александрович только улыбается: «Попробуйте напечатать эти книги в СССР!».
Александр Александрович восклицает:

А Дмитрий Александрович стоит в очереди в продуктовый магазин и бубнит себе под нос:

Блок в контексте приговской игры превращается в знак ушедшей эпохи. Все в прошлом.

Иначе обстоит дело с авторами, которые чувствуют себя наследниками блоковской традиции. Они тоже могут переместить Блока во времени, посмотреть, как выглядят его маски на фоне сегодняшнего дня. При этом блоковский стих оживает в их реминисценциях и повторах.
В качестве примера можно привести стихи Юрия Кублановского:

Или текст Льва Лосева из книги «Тайный советник». Споря со знаменитой формулой из поэмы «Возмездие»:

Лосев утверждает:

И в заключении хотелось бы заметить, что неподцензурные поэты не только спорили и разговаривали с Блоком. Само его имя объединяло авторов, способствовало появлению неожиданных связей. Самый, наверное, яркий случай произошел со знаменитым поэтом-лианозовцем Игорем Холиным.
В конце 1940-х годов он пошел в библиотеку в Лианозове под Москвой и попросил томик Блока, чем крайне удивил библиотекаршу. Она познакомила его со своим мужем, Евгением Кропивницким. Со временем вокруг Кропивницкого сложился кружок, куда входили Сапгир, Некрасов, Оскар Рабин и другие поэты и художники.