ЗИНЗИВЕР № 11 (67), 2014

Критика


«Новые писатели — 2014»
М.: Фонд СЭИП, 2014

В сборник «Новые писатели — 2014» вошли произведения, рекомендованные к публикации руководителями мастер-классов четырех литературных Форумов, прошедших в 2013 году: Десятого семинара детских писателей, Шестого совещания молодых писателей Северного Кавказа, Литературных Фестивалей в Армении и Киргизии и Тринадцатого Форума молодых писателей России.
В книге опубликовано то лучшее, что отыскали ведущие семинаров среди текстов множества участников; не всегда сходных по духу и менталитету, представителей разных литературных течений и традиций, но: объединенных русским языком и — любовью к слову. Разнообразие жанров налицо: проза и поэзия, детская литература, переводы и эссеистика. Нет разве что критики, но произведения молодых «санитаров литературного леса» выходят отдельной книгой.
Их девяносто девять, молодых и разных, и не ошибусь, заметив: каждому читателю что-то да придется по душе. Не может не прийтись! Глупые филологи — изучают локальные тексты, выискивая души у городов, локусов и топосов, а эта книга — чем не локальный текст, когда говорит поколение? Пусть не всегда ровно и гладко, да тут и не уроки гладкописи — люди, которые взрослели в 1990-е, в новой стране. Из обломков прошлого вырастали. Им есть что сказать. А «взрослым» — хотя бы в глаза взглянуть (а лучше на страницы). Назовем только несколько имен; достойных в книге — куда больше!
Наталья Крофтс фиксирует неожиданные встречи. Зарисовка «Сицилия. Отзвуки войны» — о судьбах и чувствах людей, соприкоснувшихся с эпицентром вооруженного конфликта. Сюжет прост — во время беседы старик-итальянец, узнав, что автор с Украины, признается, что бывал в ее стране. Когда шел на Сталинград. А после свержения Муссолини сам попал в концентрационный лагерь. Он улыбался, вспоминая, напевал услышанную в той, опаленной войной стране, песню, а девушке (и мне!) становилось жутко: «Мои старики встретились под Ленинградом. И если бы не война, меня бы не было. <…> А он сидел, улыбчивый человек, воевавший за фашистов и сидевший у них же в концлагере; человек, в которого стреляли русские и который сам стрелял в них; человек, которого морозили снега Сталинграда и грело солнце Сицилии; и в котором уже полвека жила песня про “дiвчину чорнобриву”, сплетенная с леденящей памятью о том, что “хлiба нема”».
Еще один прозаик, Платон Беседин, описывая Крещение, затрагивает вопросы жизни и смерти, равнодушия и сострадания; после церковной службы и освящения воды герой рассказа встречается в забегаловке «а-ля sovietic» с рыбаком, который решает расплатиться за выпивку пойманной рыбой. Однако барменша «крестит» его, охаживая, несчастным судаком. Живым, как оказывается в конце. И это метафора: рыба оказывается живее других персонажей рассказа, словно умерший мальчик — героев новеллы Джойса «Мертвые». Высокое (обряд крещения, церковная служба) и низкое (матерщина, выпивка) объединяются в тексте, приводя протагониста (а с ним и читателя) к ожидаемому, как то нередко у Беседина, катарсису.
Должны привлечь читателя аутентичные строки, символично-метафорические, Евгении Тидеман; отправляющие в мир воспоминаний, сдобренные национальным колоритом — Аси Умаровой; авангардные — в поисках новых смыслов и словесных теней — Алексея Шепелева и др. (О каждом можно сказать, но разве объем рецензии — позволит?)
Обращаясь к поэтическому блоку, выделим Марию Маркову, рассказывающую истории: понятные и непростые. Духовно очищающие. Маркова уже сейчас — явление в современной молодой поэзии (и слово «молодой» здесь непринципиально). Ее поэзия — зрима, отчетливо визуализирована, а главное — содержит то вещество, которое заставляет не просто покивать головой: мол, все неплохо, а сказать «ах!». И — рождается чудо. И как будто мне рассказывается: «Вдруг проснулась, оттого что плохо,/ оттого что прямо под окном/ девочки вызванивают Лёху,/ обливаясь в темноте вином». (А теперь и тебе, читатель, — этот голос поэзии, разве он не подменяет дыхание, когда для того, чтобы вдохнуть, нужно — Сказать?) Так и выходит, что: «Я больше не знаю, что делать мне с даром,/ что делать мне с садом,/ что делать мне с адом,/ кого опалять мне бессмысленным жаром,// как сделать еще больней...» А ведь точно сказано и — чисто физиологически больно.
Борис Кутенков представлен стихами из сборника «Неразрешенные вещи» (разве здесь нет переклички с мандельштамовским «ворованным воздухом»?). Речь — о смерти человека ввиду перспективы возрождения в виде поэта: «Человек погибает, зажатый тисками поэта…» (Пусть даже и после физической гибели.) Поэтика Кутенкова — в видимом отказе от мирского (потому и образы зачастую «марионеточные»); в высокой и отстраненной поэтической миссии; юродство героев прошлых лет сохранено, но развеяно по тексту: «блаженный утопленник», «глупый слух», «опасно слаб», «сердитая печаль» и др. Метафоры обретают иное звучание, они характеризуют скорее не качества, а внутреннее устройство героев поэтического мира.
Продолжает создание праисторического мифа Лета Югай; ее герои отождествляются с природой, человек — часть ее, как и Слово, а потому и мир поэтический входит в обозначенную парадигму единения.
Новые ноты — и смыслы — проступают в текстах Марии Малиновской — на наших глазах происходит взросление автора, с юных лет отождествляющегося с Форумом молодых писателей.
Не обходится и без «дебютантов». Юлия Крылова из Твери/Санкт-Петербурга личным одиночеством передает потерянность и бесприютность поколения, вынужденного взрослеть в 1990-е («Квартиру заполняет пустота <…> меняя смертью в комнате своей/ лишь общее количество предметов»). Клементина Ширшова приближается к постижению поэзии, выныривая «в лето из метро», и это — из деструктивного мира поэтов-одиночек, в котором разговоры чем отвлеченнее, тем симптоматийнее: «незримое присутствие во тьме/ и более ничто не различимо./ ты спрашивал, чего не сплю, не ем,/ но не затем, чтоб выяснить причину».
Как ребенку входить в многонациональный и «глобализующийся» мир, когда слова о терпимости часто остаются только словами? Аделия Амраева в маленьких историях «Я король» пытается разобраться в этих вопросах, а заодно приоткрыть ранимую и всепринимающую (сравнение с промокашкой — уместно) детскую душу: «Странные эти взрослые. То важны национальности, то неважны. Просто общаемся — важны. За волосы тянет — неважны». Так что мы делаем, сталкиваясь с такими же, но другими людьми в жизни? Таскаем за волосы или общаемся? И не перепутаны ли эти понятия, не отражены ли кривым зеркалом прит(в)орной вежливости?



*   *   *

Что-то не так с этим пишущим поколением! Есть же телевизоры и компьютеры, айфоны и айпады, Интернет и компьютерные игрушки, наконец, не говоря уж о соцсетях. А они пишут! Отказывая себе в удовольствии заполучить сотню-другую «лайков» или ретвитнуть очередной выпад условного Шендеровича. Даже «владение мирами» в RPGшках их не прельщает. А все потому, что мир есть в каждом из них, соприкоснувшихся со Словом и оставшихся с ним. Они, они — неправильное поколение, не сделавшее культуру макдоналдсов и кока-колы инвариантом бытия — доказывают, что духовная смерть нам не страшна. Ее просто не может быть. Мог ли подумать Сергей Александрович Филатов, создавая сей Форум (и многочисленные совещания, разумеется), что «липкинцы» будут исчисляться поколениями?! Что сотни горящих (и разумных, что в наше время ой как важно!) глаз будут следить за предваряющим Форум конкурсом в надежде вновь соприкоснуться с этим миром творчества. Сборник, который вы держите в руках, — квинтэссенция того лучшего и (или) перспективного, что усмотрели руководители семинаров. Во всяком случае — не безразличного. А значит, ищущего сопряжения с читательским восприятием.
Удивительное происходит: журналы сигнализируют об исчезновении читателя, а писателей становится все больше. (Тут действует и такой принцип — чем больше писателей, тем больше и читателей, хотя бы из числа тех же писателей, — а все же прирастает число ценителей слова.) И вот еще: в каждом сборнике «липкинцев», участников Форума молодых писателей, обязательно есть кто-то, кто выстрелит в большой литературе (примеры прошлых лет: Прилепин, Сенчин, Беседин и др.). Это тоже добавляет азарта — угадать «звезду». Погадаем?

Владимир Коркунов