Критика
Виктор Петров, «Болевой порог»
М.: Издание журнала «Юность», 2014
В перечне наград поэта, журналиста и издателя из Ростова-на-Дону есть европейская медаль Франца Кафки:
Ни крика, ни плача, ни стона, ни звука,
А их продолжение — тишь, немота.
И даже не воет соседская сука,
Чьих малых детей побросали с моста...
Только в кафкианском кошмаре можно представить себе литератора, который в наши дни пытается сохранить на плаву старейший на юге России журнал — «Дон», издавать свои и чужие стихи, при этом оделяя донскими страницами авторов из Одессы, Донбасса....
Но Виктор не унывает, смешивая «поэтический спирт» (это образ одного из его стихотворений, вошедших в книгу) с огненной водой, тоску по уходящему в небытие славному прошлому Тихого Дона и казачью бесшабашность, жалость к малым сим и вольный дух прожженных солнцем и вылизанных ветром степей:
Восседает возле мусорного бака
Бомж Никола на разбитом стульчаке
И читает Блока... А у ног собака
Слушает стихи, витая вдалеке...
Земля Шолохова, Туроверова, Ростов-папа... Стихи Виктора положены на музыку, он еще и — городской романтик, прозрачный и тонкий женский голос под классический аккомпанемент рояля возносит городской романс в небеса. А завороженный слушатель, словно бродит по этому южному удивительному, усыпанному шелухой семушек и солнечными пятнами городу, который омонимичен Ростову Ярославскому.
За Родину, за Сталина
Никто из нас не умирал:
И вот Москва оставлена,
И Дон, и Волга, и Урал!
Казалось бы, ну что ему Москва, Волга и Урал? А он болеет за всю державу. И надо сказать, что в провинции эта нота куда более пронзительная, чем в Москве… Как в далеких двадцатых донские казаки вставали на защиту сначала Белой Руси, потом Красной, а теперь вот — непонятно какой:
Вознесенье пасхального гуда,
Только взор упадает во тьму...
Этот сон, я не знаю, откуда,
Этот сон, я не знаю, к чему...
Дон хуторской, деревенский медленно умирает. Я еще застал его полноводные притоки, речку Кундрючку, которая связывает Ростовскую область и Луганскую, казаков в лампасах, дородных хохлушек, цыган, евреев, русских… Мы тогда жили большой и дружной семьей. А сегодня казачьи станицы опустели, переселившись в приблатненный шансон Розенбаума. Мой дядя умер на Украине. Тихий Дон стал легендой:
Скачет лошадь, убитая лошадь,
Мимо русских, кладбищенских плит;
След копытный — свечение плошек,
Дым встает и к востоку летит...
И только Виктор Петров — один на один с обстоятельствами и болью по утраченному пространству и времени. Он со своей незамутненной никакими невзгодами казачьей удалью предан этому милому сердцу древнему краю. И от своей любви не откажется — до гробовой доски:
Кому Ивинская, кому Басманова,
А мне по гроб — Валерия Салтанова.
Моя любимая, что не любимая,
Неизгладимая, да нелюдимая...
Эх, оседлать бы конька-горбунка и в ночное — с костром, плясками, цыганами и песнями под гитару. С таким литературным атаманом, как Виктор Петров, не приходится тужить:
Я лечу по серебряным рельсам,
А Отечество спит:
Спирт спасает, его хоть залейся —
Стихотворный пью спирт...
Нет, еще не спешились белые конники…
Игорь МИХАЙЛОВ