ЗИНЗИВЕР № 12 (80), 2015

если эспрессо, то залпом.
не из-за горечи. вкусно.
если бросать, то внезапно.
если рубить, то с хрустом.

если спускать до копейки —
то непременно красиво.
если просить об опеке —
то у недюжинной силы.

если рыдать, то в голос,
если сбегать, то в Питер.
если под плеть, то голой.
вы же не запретите

жадно везде соваться,
быть озорным мальчишкой.
если страдать, то в двадцать.
если любить, то слишком.

ты знала, чем пахнут рассветы на Думской,
по смутным рассказам знакомых.
тебе было скучно, и мир был тусклым,
и ты просыпалась дома.

читала про замки и сказочный Выборг,
но час или два в электричке.
иметь даже гипотетический выбор —
достаточно для истерички.

для дурочки, для ненормальной особы,
которая вечно в миноре,
привычно сидеть без движения, чтобы
страдать о придуманном горе.

и лампа сгорела, и годы вышли,
и сказанное не важно.
«сплины» наизусть, и затерты книжки.
по-прежнему медны, влажны

надменные шпили над каменным Невским.
ты смотришься в ночь в испуге:
твой кофе остыл, а вино пить не с кем,
приемная дочь Петербурга.

безболезненно быстро в счастливой неволе
текут мои дни и слова.
и, не чувствуя выстрелов страсти и боли,
я будто бы не жива.

я давно не люблю никого, кроме бога,
которого больше нет.
он умер во cне. захлебнулся в смоге,
в столетнем дыму сигарет.

я неплохо справляюсь с тоской человека,
который сроднился с ней.
а где-то Париж, середина века
и пьяный Хемингуэй.

я больше не в силах читать эти книги,
и зависть — мой смертный грех.
как странно и грустно носить вериги
и знать, что ты лучше всех.

прибавьте гордыню и вдоволь насмейтесь
«ишь ты, распустила хвост!»
вы будете правы, но только не смейте
считать себя better than worst.

возможно, вы в спину мне: «дай бог ума!» — мол,
не вытяну эту нить.
но завтра в 6:30 будильник и мама
заставят вставать и жить.