ЗИНЗИВЕР № 9 (89), 2016

Поэты Санкт-Петербурга


Ольга ТУРКИНА
Поэт, прозаик, художник. Родилась в 1988 году в Ленинграде. Публиковалась в журналах «Дети Ра», «Зинзивер» и др. Лауреат премии «Молодой Петербург», премий журналов «Дети Ра», «Зинзивер». Автор двух книг прозы «Да Нет», «Обратная сторона» и книги поэзии «Фотоны». Живет в Санкт­Петербурге.



ВОТ ТАК
 
* * *

Вести одновременно несколько блокнотов
В одном нравится бумага
В другом — размах
Третий — чисто игровой
Четвертый под настроение — тематический

Читать одновременно несколько книг
Одна — для тяжести, другая — для боли
Третья — для открытия наугад
Четвертая — как кровь — стихи.

Закидывать четыре одинаковых крючка
Бездушно проштампованных на фабрике головы
Годами отработанная индивидуальная технология
Неожиданно принесшая успех
И потому поставленная на поток

Крутить у виска несколько романов одновременно
Один — философский, другой приятен наощупь
Третий для боли, четвертый — чисто игровой
Один «я тебя понимаю», другой «будь ты проклят», третий «люблю»,
«убью», четвертый «о да, навсегда»

Закидывать четыре одинаковых крючка
И выбирать мертвую рыбу по красоте.

Жить одновременно четырьмя умираниями
Четырьмя одинаково чужими жизнями
В случае утери верните мне мой блокнот
Мою книгу
Моих рыб
На всем чипы с моими контактными данными
Свяжитесь со мной по одному из четырех номеров.



* * *

Я раздену тебя, Арлекин. Вот так.
Но ты останься со мной собой.
Я оставлю тебе бубенцы и колпак.
Не сжимайся, не корчись, не давай сбой.

Больше нету масок, смотри-ка, можешь потрогать глаза, —
Ощутишь розовые веки пальцами без перчаток.
Я смертельно вживаюсь в игру. Ты тоже? Тебе — нельзя.
Оставайся живым намертво. Живым и печальным.

Вот костюм твой повешен на люстре — так, чтобы ты видел, взрослый,
Цветастую карусель ромбов, как погремушки,
До которых не дотянуться даже твоими все рвущими
Руками, даже твоими истериками и туфлями не добросить.

Это — прошлое, мой родной. Отброшенное твое позапрошлое.
Посмотри в его отсутствующее лицо и не бойся воздуха,
Поступающего в кожу, и света, бьющего по щекам наотмашь.
Что ты сказал, задыхаясь? «Пощади, ведь поздно как...»

Вот качается твой костюм, — сквозь него свет цветной, витражный,
Вот маска твоя катается по полу черепом.
Твои слезы прозрачны без грима. Ты мальчик отважный,
Но не смириться с открытостью — через боль

И с ором ногтями наносишь себе Сам узоры!..
...Ну что же ты.
Ладно. Я помогу со спиной. Перевернись. Как жестко...
Постой. У тебя вместо клетки грудной кованая решетка...
Болтается дверца ее на одной петле.
Вылетела птичка, с пружиной — страсть не была предусмотрена.
Арлекин, я раздела тебя изнутри... Я не хоте...
Хотела. Держи мою кожу. Надевай — и раскрашивай. Вот она.



* * *

Я художник. И мне решать когда «умываю кисти».
Я могу дать себя инфополю, откуда давал вам.
Я художник. И мне решать когда я закрашу черным
Квадрат своей клетки бескрайних полей.
Я художник. И в условиях этой жизни
Я говорю, чтоб не ставила мне жизнь условий.
Я говорю, но от меня не осталось слов, и
Отрубаю холсты. Отрубаюсь. Мала утроба.
Вот вам один всего холст — многомногослойный —
Картины поверх друг друга — по количеству вскрытых истин,
Лестница, чьей верхней ступенью упал белый листик
Моих текстов поверх своих текстов, меня отлиставших.
Я ухожу, я художник, я ухо-художник.
Я крою свое тело, занимаясь любовью со смертью
В сеновале иголок. Вспарываю картину мира,
Авторские права за Вселенной. Спасибо за краски.



* * *

У психиатров в крови формулировать ак-куратно.
Не сомневайся в точности, с коей парадный
Костюм достает из-за пазухи слово из принтера ребер,
Стреляет навылет, на Вы, летне-добрым
Непримиримым с болезнью взглядом. И совсем для тебя незаметно
Пододвигает платок для слезы, что даже еще не зачата,
И демоны мозга втягивают когти, белея стыдливо зайчатами.

Вот ты и плачешь, смеясь, по своему хотенью, но по егО веленью:
Без повелительных наклонений тебя по-д-нимает вместе с твоей Тенью,
Поправляет Вам ворот поверх рубца от удавки,
Рукав рубашки поверх порезов, и так, для поправки,
Говорит: «повернемся к свету, чтоб застегнуть манжеты,
Так вот...» манжеты — предлог. Ты просто. Стоишь. Теперь. К свету.



* * *

Сухой счастливый билет
Во влажной руке несчастного



* * *

Поэма о боли дерева
Вырезана на дереве ножом



* * *

Когда дождь стучится в окно, —
Я всегда ему открываю



* * *

Люди, которым Нельзя,
Сорвались на вечер, и вечер сорвался сразу на
Них. Сработала, но не помогла
Противопожарная сигнализация разума.

Но они — взрослые люди.
Они умеют брать себя в руки.
Взялись за руки и спокойно уходят
С места переступления. Запросто
Переступят через сросшийся труп
Неродившегося романа и пойдут,
Вскинув челки, еще пахнущие друг другом.
Походкой, еще пропитанной танцами,
Идут до метро на дистанции.
Наивны в своем неведении и оптимизме,
Говорят, мастеря лицо и голос независимыми,
И даже немного развязно:
«Главное — Не Привязываться».
И получается правдоподобно и ловко...
Если не знать, что идут они в общих веревках,
Что мотками волочатся, врезаясь в запястья и пояс,
А на ребрах морские узлы, сделанные на совесть
Заботливой жизнью.
— Конечно,
Не привяжемся, — обещают нежно.