ЗИНЗИВЕР № 4 (108), 2018

Поэты Санкт-Петербурга


Юлиан ФРУМКИН-РЫБАКОВ
Юлиан Фрумкин-Рыбаков. Поэт. Родился в 1942 году в городе Краснокамске. Окончил Северо-Западный Политехнический институт, по образованию инженер-металлург. Занимался в ЛИТО «Нарвская застава». В 1994 году создал издательство «Водолей». Основатель литературного клуба «Невостребованная Россия» (1997). Автор 6 книг стихов и книги прозы «Летят перелетные птицы». Стихи и проза печатались в журналах «Звезда», «Нева», «Дети Ра», «Зинзивер», «Слово/Word» (Нью-Йорк), «Футурум АРТ», «Зарубежные записки», «Словолов», «Реальность и субъект», «Острова/Islands» (Нью-Йорк), в различных антологиях и сборниках и других изданиях. Лауреат премий журналов «Зинзивер», «Футурум АРТ», «Зарубежные записки». Член Союза писателей ХХI века. Живет в Колпино.



МОЙ КОВЧЕГ
 
ЛАЗАРЕВА СУББОТА

…а в феврале, а в феврале
враль в март въезжает на врале.
дуркует, куролесит.
грязь по дорогам месит.

достать чернил и плакать — жаль.
штафирка, вертопрах февраль,
поскольку он короткий,
умчался на пролетке.

а март сидит с колодой карт.
пасьянс раскладывает март
и пики все, и крести
лежат на лобном месте.

а бубны с червами никак.
в колоде полный кавардак.
и вскрылись Мга и Тосно,
хоть год не високосный…

трещат сороки за углом,
что вербу в храм несут и в дом.
что Вербным воскресеньем —
мы с Вербным воздухом родня,

что нынче, до исхода дня,
мы дышим откровением…



РАХИЛЬ

В твоих глазах печаль всего народа
От хмурого, как утро, небосвода,
От чувства неосознанной вины,
От чувства обновленья и утраты
И от того, что покидают брата
Те, кто его покинуть не должны…

В твоих глазах, не выцветших от зноя,
И стужа лютая, и матюги конвоя.
Бездонный человеческий зрачок —
Он, как тоннель. Зрачки, как два тоннеля
В глубь вещества души, что брезжит еле-еле,
Как выход или, может, как итог.

В твоих глазах печаль всего народа.
Он беззащитен, как природа.
Бессмысленно ему пенять.
И, как природа, он несет потери,
Когда его преследуют как зверя
И под себя все норовят подмять.

Народ живет не «для» и не «во имя…»
Он всеми порами своими
С землей и небом связан будто лес.
Как общность, прост. Как личность, гениален.
Трагичен и беспечен, и печален —
Господней плоти на крови замес…

В твоих глазах печаль всего народа…



ДИПТИХ
 
I

…а народ, на Руси, аки лен,
треплют его и молотЮт…

…государевы слуги, не наши,
заложили полцарства в загаш —
ник, заложили полцарства за ворот,
им до лампочки все наши споры
и за Спасские вышли ворота
…лен в России — продукт обмолота.
знай, молотят цепАми указов.
лен им, точно, до медного таза…



II

…живу, как все — на грани фола.
междоусобицы у нас
в крови речей, в корнях глаголов,
в том, что Таврида и Кавказ.
междоусобицы в России
по вертикали — сверху вниз.
нет, нам не явится Мессия,
                 ЕС нам не откроет виз.
моя страна — моя голгофа,
моя страна — мой тяжкий крест.
пьем спирт из каменного штофа
и материм все, что окрест…



ДОМСКИЙ СОБОР В РИГЕ

В соборе ровно светят свечи,
гуляет приглушенный гул.
Сегодня здесь органный вечер,
И небо бисер снега мечет
Перед собором…

Бах мимоходом заглянул
и сел, приватно, между нами
один, не узнанный никем…
— Как изменились прихожане, —
подумал он, а между тем
гул схлынул, стихнул. Понемногу
и суета вся отошла.
Мы, преступив предел порога,
долги оставили, дела,
и праведные наши речи,
и пиковый свой интерес
к тупым углам противоречий…

…есть музыка, как свет сквозь лес,
сквозь кроны, сквозь проем сквозной
в иной предел… как откровенье
гармоник рушатся ступени
и вновь восходят над тобой…
неважно кто кому предтеча,
а важно видеть, на юру,
органа срезанные свечи
и свечи сосен на ветру…

…на очной ставке, с первым встречным,
органных труб иконостас,
глаголет, днесь, о Тайной Вече-
ре. Об избранных в их смертный час…
…нам слышно здесь, как дышит гений,
как он дышал в Те времена…
… в органе, золотым сечением,
Собора, музыка больна…

…раб божий — вечная дилемма,
и Бах в своих клавирах прав –
что догоняет тема тему
и умирает, не догнав…



ИЕРУСАЛИМ

Город — град седьмого пота.
Небо режет серп луны.
Улиц каменные соты
Медом каменным полны.

Входишь ты в Иерусалим
Сквозь сухую Стену Плача,
Беспощадным и незрячим
Чувством голода гоним.



НАМ ОБМЕТАЛО ГУБЫ ТИШИНОЙ

Л. Ф.

Нам обметало губы тишиной.
Слова любви, как бабочки, уснули.
Сложив цветные крылья за спиной,
Доверчиво устроились: на стуле,
На занавеске, лампочке, часах,
Как тени, залегли по складкам платья,
В тени ресниц уснули, в волосах,
Доверчиво устроились в объятьях...

Их сон глубок. Их праведен покой.
Они в миру, они — его основа.
Слова любви, рожденные тобой,
По комнатам кружились бестолково.

Как бабочки, слетали с губ они.
О, сколько невесомых их порхало
На солнце ярком, в сладостной тени...
А нам с тобою — все их было мало...



* * *

…не ветра шум, но листьев голоса,
разноголосица березы, клена, ели
представились в полвека, в полчаса.
а мы и чаю выпить не успели.

мы не успели ложечки поднять,
а времени синкопы и октавы
оставили лиловую печать
на спорах наших, на воде, на травах.

и страждем мы, и свечками горим,
и храм тебе возводим, Боже правый,
а мир, как в день творенья, неделим,
все тот же он, наивный и кровавый.

и свет хорош, а ночи бахрома
являет всю изнанку мирозданья,
всю тьму, откуда свет, все закрома,
где жизни нет, но есть ее желанье…



* * *

читаю от конца к началу
стихи и книги и судьбу
затем что времени так мало
на жизнь летящую в трубу
затем что времени так много
когда листаешь эпилог
от эпилога до пролога
где я читаюсь между строк
в уже далеком сорок первом
там третий месяц как война
там мать с отцом стоят у сквера
венчаются навеки на
на жизнь на смерть во время оно
один в другом один в другом
там я живой но не рожденный
вступаю в бой добра со злом…
читая от конца к началу
последний лист худых времен
мне жаль что времени так мало
на жизнь на то чтоб был прощен
моими предками моими
потомками им несть числа
они во мне я в них во имя
того чтоб жизнь не заросла
бурьяном лебедой крапивой
чтоб в бренной оболочке дух
бессмертный яростный строптивый
кричал в нас как в ночи петух



* * *

Ларисе

Земля, мой шарик, мой ковчег,
Мой хлеб насущный и ночлег,
Мой день воскресный,
Все пять твоих материков
Парят, как будто пять стихов
Над бездной.

Без дна пространство, жизнь без дна,
Но, тем не менее, одна…
Другой не знаю.
И эта тьма одна, и свет,
И взгляд, которым смотришь вслед,
Прощаясь…

«Хлеб мой насущный даждь мне днесь…»
И ты, и я — мы оба здесь,
Промокли оба.
Давай обнимемся тесней,
Парить над бездной так теплей,

Над злобой…
Испытывая чудный крен,
Парят над миром крыш и стен
Стихи и птицы…

На оклик неба обернись,
Пусть чудный этот крен,
Пусть жизнь продлится…