ЗИНЗИВЕР № 3 (19), 2010

Андрей Нитченко

Поэт. Родился в 1983 году в г. Инта республики Коми. Окончил филфак Сыктывкарского университета. Стихи публиковались в журналах «Знамя», «Арион», «Октябрь», «День и Ночь», «Арт» (Сыктывкар), «Девушка с веслом», «Пролог», сборниках «Новые писатели России», «Молодость», «Братская колыбель», «Знаки отличия», «Смена палитр», альманахе «Илья», антологии «Современная литература народов России», газетах «Трибуна», «Новая газета».
Автор книги стихов «Водомер» (М.: 2005). Лауреат премии «Дебют» (2005) в номинации «Литература духовного поиска», 2-го Волошинского конкурса в Коктебеле, «Илья-премии» (2004), премии «Содружество дебютов» (2008).
С 2009 г. живет в Санкт-Петербурге.



Время стоит как лес —
без листьев, без шума
 
* * *

Дай глазам надышаться тобой, надышаться рукам,
обойму и укрою, себе самому не отдам,
если только пойму, что способен обидеть хоть раз.
Пусть вдвойне искалечит меня, только б ты сбереглась.

Это просто, как выдох и вдох, это самая суть.
Это то, что нельзя рассказать и нельзя обмануть.
Это падает лист опустевший и в траву ложится ничком.
Это белым разломом звезда твердеет в окне.
Это тающий тополь в пути заметает дождем.

Это кто-то мудрее меня вырастает во мне.



* * *

Эта рань, безлюдный дождь,
ламп оранжевых слипанье.
Подобрал язык названье —
ранит. Лучше не найдешь.

А предметы как легки —
ложечка, постой на милость —
из стакана на носки
тянется — переломилась…
На велосипеде мимо
пролетел Экклезиаст.
рано встал: неповторимы
этот город, воздух, час.

Он вращает колесо,
в абсолютной тишине
освещается лицо,
обращенное ко мне.

На щеке твоей узор.
бродит сердце налегке.
лег последней в коробке
белой спичкой горизонт.



* * *

Блаженны недолюбленные. Им
невыносимее, чем нелюбимым.
Свихнуться не хочу, душа, поспим.
Простого сна, где вещи неделимы.
Ни выправить, ни крикнуть, ни спросить —
кому нужда в подобном произволе —
кто наши жизни делит на часы,
смерть надвое, и музыку на доли?
И разве не понятнее душе —
под ливень, в ночь — чтоб вымокнуть мгновенно.
Вот дом, который не достроил Джек —
так и стоящий за углом вселенной.
Там мы живем, привычные к жилью,
там к бесконечности стремится вьюга.
А сон и расстояние — к нулю.
И мы не спим. И смотрим друг на друга.



* * *

Перебивали речь, кивали в такт, брались за струны, выходили вон,
менялись, оставались на местах — и вечер наступал со всех сторон.

До встречи в среду, ливеньливень рос, промокнешь навсегда,
                                                                                            постой идти.
День уплывал как спасшийся матрос — тогда писал я, господи прости

И так как ты была там редкий гость, и олицетворяла свет извне,
и рядом с этим днем стоял другой, казалось все осмысленным вполне.
И открываясь, хлопало окно, которое никто не закрывал,
пока один — из старого кино — одну смешную песенку играл.

И смерть, не улыбаясь никому, вставала, выходила в темноту,
Смеясь, слова ловили на лету, кружась передавали их в дыму.

Вставали, уходили без зонтов, и  на прощанье кто-то говорил —
«до встречи» — и не спрашивал никто, куда они — у тех, кто уходил.

И ливень на незаданный вопрос, не отвечал на разные лады.
День уплывал, кончался, как матрос на плотике без пищи и воды.

Через плечо смотрящий мне в тетрадь: А в чем сюжет, поэт, теряю нить.
— Я знаю в чем, но мне не передать. Но я могу начало повторить:

Передавали речь, вставали вон, и вечер оставался на местах,
и ливень наступал со всех сторон, и на прощанье смерть кивала в такт.



* * *

Над оранжевой шеей, впадающей в синюю грудь,
разомкнулись глаза, золотой головы холодней,
плавит контур волна световая, шумя из-за плеч,
размывая черты.

Он стоял и струился в тени молодого куста,
не касался ветвей, не казался светлее в тени,
опрокинутой чашкою воздух поднялся над ним,
но окутать не смел.

Он и вестник и весть, он великой листвою объят,
он и горло и голос, тугое пространство и гром,
он и форма и смысл, навсегда безымянные в нем,
вместе облик и сущность, поэтому сам безъязык.

Возле самой дороги, отчетливый после дождя,
он стоял и струился в тени молодого куста.
Ни заветов, ни сказок, ни мифов не знал о себе
тот, кого я увидел, когда не умел говорить.



* * *

Он о себе не помнит, он себя
перестает оглядывать снаружи,
и опрокинув зрение живет.

Биенье золотое изнутри
вещей и слов, удар, внезапный контур,
сухая мелодическая вспышка.

И кажется, что никогда, никто
здесь не стоял. Он пустота, он дом,
в котором сохранились только стены,

наполненные голосами всех —
строителей, былых жильцов, гостей.
И в окна насквозь пролетает свет.

И проходящим кажется, что этот
дом обитаем. Кем? Ни сном, ни духом,
ни именем, ни обликом. Другим.



* * *

Я видел как птицы метались в поисках неба
скакала молния как
страшный танцор
там там и там
бились деревья в грубых кольчугах от них отскакивали белые стрелы
но проходили сквозь подставленные ладони

чаша мира наполнена до краев
помоги поднести
у меня
нет таких рук



* * *

Анна — подкидыш природы у музыки на воспитанье,
помнит о возвращенье.
В цвете ли, звуке — пенье — рисует, тянет
ноту бессонную, медленную, как время,
воду проточную, медленную, литую,
в полночь и в полдень — и говорит со всеми.
Кто ее спрашивает, кто ее испытует?

Я не читаю книгу, это не книга,
Это не зренье, это танец и вера,
Это не музыка, это канатоходец,
Это не голос, это шумящее дерево,
Это не дерево, это вчерашний вечер, это зима
медленно наступает.
Это не дерево, это кто-то играет.

Врач, сосчитай мой пульс на запястье скрипки.



Лес
 
I

Под мостом тепловозы растянуто дышат, поднимается пар.
Снег не падает больше, ледяное железо блестит.
Светофор перебрасывает огонь.

И время стоит как лес — без листьев, без шума.

Я живу здесь лет сто —
в новом городе, где тебя нет, у реки,
где гудит мукомольный завод,
и отвесно хлопья летят.

И время стоит как лес — без листьев, без шума.

Здесь немного людей.
Их немного вообще.
Здесь я видел тебя,
догонял шаг небыстрый, вчерашний.

Я живу здесь лет сто,
я встречаю брошенных нами,
тех, кем были мы сами.

Пусть простят нам, что мы не они.
У них никого, кроме нас.



II

Быстро синица тело вдоль ветра бросает, и убывает свет.
Вещи несутся, вспыхивают, исчезают, двигаемся мы сами.
Но время стоит как лес — без листьев, без шума.

Время не верит прямому слову,
Это как шаг босиком по траве,
Где до сих пор золотая мера
Дышит, прислушиваясь к шагам.
Можно узнать будущее,
просто выйдя за дверь.
Можно платить непрожитой жизнью за прожитые слова.
Ты собирала
листья — вот еще два.

Листья храни — жизнь облетает — вкладывай в письма.
Жизнь облетает быстрей и быстрей. У ног половина,
а на вторую времени нет.

Время стоит как лес — без листьев, без шума.

Скоро опушка — выйдем из-под ветвей. —
К снежному свету с зажмуренными глазами.



Дом
 
1

Эпоха
падения капли.
Эра
горения спички.
Век
ресничного взмаха.
Расширяющаяся вселенная
зрачка.



2

Не существует метафор.
Ничего преходящего.
Ничего повторимого.
Мы видим не случившееся,
а собственную память.



3

Стоит протянуть руку —
книга прыгнет в нее,
кружка поднимется в воздух.
Город
кажется собственной комнатой.
Я знаком с любым человеком.



4

По ночам
подоконник,
верхушка тополя,
Орион
Равно близки.
Я дома.



* * *

Снег по горячим следам догонял тишину.
Опередил.
Затянула окошко темень.
Я отошел от него ко сну.

И в темноте очнулся. Кусты блестели,
капли стучали в жесть, прекратился снег,
и в темноте был ветер! и дерево тмилось,
поднимало ветки над головой и длилось,
как напуганных птиц рассказ:
«Человек! Человек!»