Слава Лён
Поэт, прозаик, теоретик искусства. Родился в 1937 году во Владимире. Создатель Школы поэтов-квалитистов (в МГУ в 1955-м), Школы вербарта и артбука (в 1958), соорганизатор группы поэтов-концептуалистов КОНКРЕТ (с 1967). Разработал концепцию «Бронзового века русской культуры (1953 — 1989)». Редактор альманаха «Neue Russische Literatur», выходившего в Зальцбурге (Австрия) с 1978 года.
Автор 40 книг стихов, 10 романов, 7 трагедий, 28 монографий по экологии природы и экологии культуры. Вице-президент международной Академии Русского Стиха. Лауреат Далевской премии (Париж, 1985).
Стихи из книги «ВДОЛЬ ПО ПИТЕРСКОЙ, НО – ПОПЕРЕК! Ре-Цептуальная книга питерских стихов» (2007).
ОКЛЕМАЕТСЯ ДОМ БЕСПЕЧНЫЙ
Константину Константиновичу
КУЗЬМИНСКОМУ
и его поэтам-фонетистам
оклемается дом беспечный
безоконный
— дурак-закон
по какому с плеча приспешник
буквы
рубит дверь под замком
потому по-черному топит
понятой
межедворок — котят
что
идет от валенок топот
по земле
— хотят не хотят
что стоит печальником время
впопыхах угодив в оклад
в долго-
пятом углу
и бремя
образов — домашний уклад
лебезят присяжные ели
за окном
натоплена печь
двери настежь — на самом деле:
ОПЕКАТЬ
ДОПЕКАТЬ
УПЕЧЬ
13 апреля 1967,
Питер
ДВАЖДЫ ПРОЩАЛЬНОЕ ПОСЛАНЬЕ
К ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Сим преподносится
Владиславу Лёну
Иосифа Бродского
лучшая часть
7.1.72
Дарственная надпись Бродского
на книге «Остановка в пустыне»,
Нью-Йорк, 1970
1. На изгнание с родины
Какого цвета родина вдали?
Смородина накидывает цену
Присловью.
По люпиновому сену —
Тоска,
но выше — пасмо конопли.
Когда сельскохозяйственный
словарь
Имеет домотканную основу
Наощупь,
то, по смыслу и ознобу,
И осень — госпожа, и дождь —
главарь!
Я тоже путешествую в уме
По Миссисипи
и в тоске — по Волге,
Где в подоплеке — тьма волков,
и волки
По-вологодски тявкают во тьме.
По-прежнему в большом ходу зверье,
Безверье и —
родней всего — безрыбье.
Луна — казанской сиротой! —
в разрыве
С календарем любви и — пусть ее…
Когда уходит почва из-под ног,
На побегушках почты голубиной
Душа
и небо выглядит чужбиной,
Тогда —
и ноги греет таганок…
Из новостей, которые как мир
Стары,
после летающих тарелок
Главнейшей будет, что
Москва горела
До Спаса вплоть, но погорел — якир.
Я мог бы под сурдинку написать,
Что лен в чести, в большой цене
пшеница,
Поскольку водку гоним, —
заграница,
Однако, вам не Павлово-Посад!
1 сентября 1972
2. На смерть в Нью-Йорке
Бессмертия у смерти не прошу.
Иосиф БРОДСКИЙ
Похвально умереть во сне, дыша
На ладан,
трансформировать утробу
В смиренномудрие, коллинеарно гробу
Протягивая ноги.
Но душа,
Бессмертная среди альтернатив
Бессмертия, на все метаморфозы
Вещественного тела — на угрозы
Конца метаморфоз! —
как на мотив
Похвального поступка поглядит
Сквозь пальцы и бестрепетно
едва ли:
ЕСТЬ В СМЕРТИ СМЕРТЬ:
две стороны медали,
пусть Нобелевской, — тело и душа.
И — пусть на кончике карандаша,
Но следует предусмотреть возможность
Двойного умиранья —
суть и мощность
Души без тела ложны: эрудит,
Подобный Хайдеггеру, ставит на идее
Бессмертья — крест! —
как люди, холодея,
но — ставят на могиле…
Породит
ли этот символ — веру у тебя
в реальность воскресенья? — эсхатолог
в тебе не вырос в полный рост: недолог,
к прискорбию, был самый век,
топя
попытки веры в море слез и горя
на родине —
на острове –
у моря,
где нет твоей могилы, но тебя
и без нее, могилы,
горько любят…
28 января 1996,
Будимирово
ПОСЛАНЬЕ К УФЛЯНДУ
В ДЕНЬ СМЕРТИ БРОДСКОГО
И смерть меня не более ужасна,
Чем взлет пыльцы,
Поют уж гимны в воздухе у жизни
Ея гонцы!
Виктор СОСНОРА
Ну, костолом! — в который сорок раз
Ты собираешь кости
из осколков
зеркального надгробия? —
а сколько
еще сердец вотще разбить горазд?!
(Империя разбита пополам,
как сад,
тоски по вечности:
с осьмушку — величия былого! —
в белой смушке,
как призрак,
Самодержец — по полям.)
Ты в гору первым оценил абсурд
полушкой родины на тяге паровоза,
сорвавшейся,
как баба с перевоза,
с Божественного! — на шемякин суд.
До пиотровских Эрмитаж — дворец,
исполненный Рождественского Духа,
но подлого сословья повитуха
из ясель Принца выкрала,
Творец!
Народ радел от годовщины до
следующей — и Призрак коммуниста
опарой рос: цыганское монисто,
как орден,
дребезжало на пальто.
Манто —
манты —
а дательный: менту.
Мы будем петь и вор(к)овать, как дети.
какие необуты,
неодеты,
но — счастливы! —
а прочих — в Катманду.
Ты,
отправляя Бродского на БАМ,
учил писать хореем —
в пику Рейну,
владевшему чтеньем лишь:
еврею
кириллица не сразу по зубам.
Иосиф мирно умер —
в третий раз
сменив страну
работы и прописки
на средиземноморский порт приписки...
НО СМЕРТЬ —
ПРЕВЫШЕ ЯЗЫКОВ И РАС.
28 января 1996,
Будимирово
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ПОСЛАНИЕ
ИЗ КЛАВЕРАКА ШЕМЯКИНА — В ВЕНЕЦИЮ БРОДСКОГО
Третье по счету без
тебя Рождество в Аме-
рике.
Пушкинский бес
пришел босиком ко мне
в шемякинский на ходу
«КОКОНА» Клаверак —
вечности ерунду
выиграть не дурак
точнее — живет в уме
когда
водрузив доху
иду как на Колыме
по снегу и — не ху ху —
пространство стихотворе-
нья раритет и лист
бумаги ручной дворе
работы авантюрист-
авангардист КАЗА-
НОВА с каким в ВЕНЕ-
ЦИИ на ты
а — казак
пьет утонув в вине
от Рождества до Кар-
навала просвет длиной
риска «Париж — Дакар»
трассы или в иной
«Черный Квадрат» мечты
вместились казак и бес —
родина — Пушкин — ты —
Сталин как мракобес —
все КАЗАНОВА свел
счеты в большой колхоз
ВЕНЕЦИИ сел и вилл
пока скандал в холокост
Феллини снимает фильм
с проката гондол с пират-
ской маркировкой фирм:
Шпильберг Шиндлеру брат
друг товарищ и волк
люпусу «человек
играющий» в Ludens волн
лагуны двадцатый век
подряд
на монумент
хую ШЕМЯКИН взял
даром в один момент
ОРДЕН у трона в зал Дожей —
знаток манер
лучших вручил из рук
Венецианский мэр —
волк товарищ и друг!
(Хло) пушкой грянул оркестр —
упала повязка с глаз
КАЗАНОВЫ —
окрест
раздался народный глас
ликования лиц
радости на глазах
слезы людей
обнялись
как пьяные с горцем казак! —
Волоком пер лицедей
ЧЕРЕП ГЕЯ на Сан-
Марко до лиц и людей
ликующих
идучи сам
пешком по шахматам плит
Игры со Смертью
Тюрьмы
Мимо когда болит
душа — за болящим мы с НАГРАДОЙ
и веря что
фортуну в дугу согнем
искали Могилу и что-
то чтобы — днем с огнем…
А — КАЗАНОВА вперив
в бессмертие взор
парил
раскинувши рукава
с нимфеткой — и кружева
платья выше перил
парили — до Рождества
следующего…
28 января 1998,
Клаверак — Венеция