ЗИНЗИВЕР № 3 (19), 2010

Слава Лён

Поэт, прозаик, теоретик искусства. Родился в 1937 году во Владимире. Создатель Школы поэтов-квалитистов (в МГУ в 1955-м), Школы вербарта и артбука (в 1958),  соорганизатор группы поэтов-концептуалистов КОНКРЕТ (с 1967). Разработал концепцию «Бронзового века русской культуры (1953 — 1989)». Редактор альманаха «Neue Russische Literatur», выходившего в Зальцбурге (Австрия) с 1978 года.
Автор 40 книг стихов, 10 романов, 7 трагедий, 28 монографий по экологии природы и экологии культуры. Вице-президент международной Академии Русского Стиха. Лауреат Далевской премии (Париж, 1985).
Стихи из книги «ВДОЛЬ ПО ПИТЕРСКОЙ, НО – ПОПЕРЕК! Ре-Цептуальная книга питерских стихов» (2007).



ОКЛЕМАЕТСЯ ДОМ БЕСПЕЧНЫЙ

Константину Константиновичу
КУЗЬМИНСКОМУ
и его поэтам-фонетистам

оклемается дом беспечный
безоконный
— дурак-закон
по какому с плеча приспешник
буквы
             рубит дверь под замком

потому по-черному топит
понятой
                 межедворок — котят
что
идет от валенок топот
по земле
— хотят не хотят

что стоит печальником время
впопыхах угодив в оклад
в долго-
      пятом углу
                                         и бремя
образов — домашний уклад

лебезят присяжные ели
за окном
                 натоплена печь

двери настежь —  на самом деле:

ОПЕКАТЬ
                     ДОПЕКАТЬ
                                           УПЕЧЬ

13 апреля 1967,
Питер



ДВАЖДЫ ПРОЩАЛЬНОЕ ПОСЛАНЬЕ
                      К ИОСИФУ БРОДСКОМУ

Сим преподносится
Владиславу Лёну
Иосифа Бродского
лучшая часть
7.1.72
Дарственная надпись Бродского
на книге «Остановка в пустыне»,
Нью-Йорк, 1970



1. На изгнание с родины

Какого цвета родина вдали?
Смородина накидывает цену
Присловью.
                       По люпиновому сену —
Тоска,
     но выше — пасмо конопли.

Когда сельскохозяйственный
                                                       словарь
Имеет домотканную основу
Наощупь,
                    то, по смыслу и ознобу,
И  осень — госпожа, и дождь —
                                                           главарь!
Я тоже путешествую в уме
По Миссисипи
                            и в тоске — по Волге,
Где в подоплеке — тьма волков,
                                                            и волки
По-вологодски тявкают во тьме.

По-прежнему в большом ходу зверье,
Безверье и —
родней всего — безрыбье.
Луна — казанской сиротой! —
                                                         в разрыве
С календарем любви и — пусть ее…

Когда уходит почва из-под ног,
На побегушках почты голубиной
Душа
    и небо выглядит чужбиной,
Тогда —
                  и ноги греет таганок…

Из новостей, которые как мир
Стары,
              после летающих тарелок
Главнейшей будет, что
        Москва горела
До Спаса вплоть, но погорел — якир.

Я мог бы под сурдинку написать,
Что лен в чести, в большой цене
                                                             пшеница,
Поскольку водку гоним, —
                                                   заграница,
Однако, вам не Павлово-Посад!

1 сентября 1972



2. На смерть в Нью-Йорке

Бессмертия у смерти не прошу.
               Иосиф БРОДСКИЙ

Похвально умереть во сне, дыша
На ладан,
                  трансформировать утробу
В смиренномудрие, коллинеарно гробу
Протягивая ноги.
                                 Но душа,
Бессмертная среди альтернатив
Бессмертия, на все метаморфозы
Вещественного тела — на угрозы
Конца метаморфоз! —
                             как на мотив
Похвального поступка поглядит
Сквозь пальцы и бестрепетно
                                                        едва ли:
ЕСТЬ В СМЕРТИ СМЕРТЬ:
                                         две стороны медали,
пусть Нобелевской, — тело и душа.

И — пусть на кончике карандаша,
Но следует предусмотреть возможность
Двойного умиранья —
                                           суть и мощность
Души без тела ложны: эрудит,
Подобный Хайдеггеру, ставит на идее
Бессмертья — крест! —
                                            как люди, холодея,
но — ставят на могиле…
                                               Породит
ли этот символ — веру у тебя
в реальность воскресенья? — эсхатолог
в тебе не вырос в полный рост: недолог,
к прискорбию, был самый век,
                                                          топя
попытки веры в море слез и горя
на родине —
                       на  острове –
                                               у  моря,
где нет твоей могилы, но тебя
и без нее, могилы,
                                  горько любят…

28 января 1996,
Будимирово



ПОСЛАНЬЕ К УФЛЯНДУ
В ДЕНЬ СМЕРТИ БРОДСКОГО
 

И смерть меня не более ужасна,
                         Чем взлет пыльцы,
Поют уж гимны в воздухе у жизни
                        Ея гонцы!
                        Виктор СОСНОРА

Ну, костолом! — в который сорок раз
Ты собираешь кости
                                      из осколков
зеркального надгробия? —
                                                  а сколько
еще сердец вотще разбить горазд?!

(Империя разбита пополам,
как сад,
тоски по вечности:
с осьмушку — величия былого! —
в белой смушке,
как призрак,
Самодержец — по полям.)

Ты в гору первым оценил абсурд
полушкой родины на тяге паровоза,
сорвавшейся,
                           как баба с перевоза,
с Божественного! — на шемякин суд.

До пиотровских Эрмитаж — дворец,
исполненный Рождественского Духа,
но подлого сословья повитуха
из ясель Принца выкрала,
                                                 Творец!
Народ радел от годовщины до
следующей — и Призрак коммуниста
опарой рос: цыганское монисто,
как орден,
                   дребезжало на пальто.
Манто —
                   манты —
                                     а дательный: менту.
Мы будем петь и вор(к)овать, как дети.
какие необуты,
                              неодеты,
но — счастливы! —
а прочих — в Катманду.
Ты,
отправляя Бродского на БАМ,
учил писать хореем —
в пику Рейну,
владевшему чтеньем лишь:
еврею
кириллица не сразу по зубам.
Иосиф мирно умер —
в третий раз
сменив страну
                            работы и прописки
на средиземноморский порт приписки...
НО СМЕРТЬ —
ПРЕВЫШЕ ЯЗЫКОВ И РАС.

28 января 1996,
Будимирово



РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ПОСЛАНИЕ
ИЗ КЛАВЕРАКА ШЕМЯКИНА — В ВЕНЕЦИЮ БРОДСКОГО

                              Третье по счету без
                              тебя Рождество в Аме-
                     рике.
                              Пушкинский бес
                           пришел босиком ко мне
в шемякинский на ходу
«КОКОНА» Клаверак —
вечности ерунду
выиграть не дурак
                              точнее — живет в уме
                              когда
                                           водрузив доху
                               иду как на Колыме
                               по снегу и — не ху ху —
пространство стихотворе-
нья раритет и лист
бумаги ручной дворе
работы авантюрист-
                                     авангардист КАЗА-
                                НОВА с каким в ВЕНЕ-
                                ЦИИ на ты
                                                    а — казак
                                 пьет утонув в вине
от Рождества до Кар-
навала просвет длиной
риска «Париж — Дакар»
трассы или в иной
                                           «Черный Квадрат» мечты
                                           вместились казак и бес —
                                           родина — Пушкин — ты —
                                           Сталин как мракобес —
все КАЗАНОВА свел
счеты в большой колхоз
ВЕНЕЦИИ сел и вилл
пока скандал в холокост
                                 Феллини снимает фильм
                                 с проката гондол с пират-
                                 ской маркировкой фирм:
                                 Шпильберг Шиндлеру брат
друг товарищ и волк
люпусу «человек
играющий» в Ludens волн
лагуны двадцатый век
подряд


                                                   на монумент
                                 хую ШЕМЯКИН взял
                                 даром в один момент
                                 ОРДЕН у трона в зал Дожей —
знаток манер
лучших вручил из рук
Венецианский мэр —
волк товарищ и друг!
                                 (Хло) пушкой грянул оркестр —
                                 упала повязка с глаз
                                 КАЗАНОВЫ —
                                                             окрест
                                 раздался народный глас
ликования лиц
радости на глазах
слезы людей
                обнялись
как пьяные с горцем казак! —
                                 Волоком пер лицедей
                                 ЧЕРЕП ГЕЯ на Сан-
                                 Марко до лиц и людей
                                 ликующих
                                                       идучи сам
пешком по шахматам плит
Игры со Смертью
                                  Тюрьмы
Мимо когда болит
душа — за болящим мы с НАГРАДОЙ
                                  и веря что
                                  фортуну в дугу согнем
                                  искали Могилу и что-
                                  то чтобы — днем с огнем…
А — КАЗАНОВА вперив
в бессмертие взор
                           парил
раскинувши рукава
                           с нимфеткой — и кружева
                           платья выше перил
парили — до Рождества
следующего…

28 января 1998,
Клаверак — Венеция