Николай КАРАМЕНОВ, «В погоне за золотым тельцом: богатство
и его достижение в мифологической картине мира Ф. Достоевского»
М.: «Вест-Консалтинг», 2020
и его достижение в мифологической картине мира Ф. Достоевского»
М.: «Вест-Консалтинг», 2020
Ф. М. Достоевский — писатель очень непростой. Со школьной скамьи мы привыкли к тому, что его герои мучаются от собственных безнравственных поступков, несовместимых с христианским вероучением. Но что, если это не совсем так? Или, точнее — не только так? И смысл, буквально скрытый «под» текстом, оказывается далеко выходящим за привычную трактовку: «Достоевский — религиозный мыслитель».
Для начала проясним основные понятия. Как следует из определения, «мифологическое сознание» — это мышление наглядными образами, «телесными» и пластичными по характеру, включенными в жизнь, но напрямую с ней не связанными. Владение же деньгами или собственностью — всегда результат определенного порядка действий, и эта цель может достигаться разными способами.
Николай Караменов заставляет нас спуститься с уровня традиционно религиозного на уровень дохристианской морали. Например, как утверждает автор, «“Преступление и наказание” отнюдь не о преступлении и наказании, а о материальном достоянии, которое, если исходить из художественной логики романа, может быть только у женщин, как носительниц плодородных и нарождательных функций». Тот факт, что двойное убийство было совершено бедным студентом из-за денег, лежит на поверхности. Но что, если и его возлюбленная, Соня Мармеладова, также служит инструментом перераспределения капитала? Она же не в прачки пошла, не в уборщицы, а в проститутки, где, согласитесь, заработная плата повыше…
Автор, отталкиваясь от оригинального текста, предлагает нам свежий, антропологический подход к романам Достоевского, сполна погрузиться в который способен лишь читатель, мыслящий диалектически. Это религия подразумевает жизнь после жизни, мифологическое же сознание ориентировано на «здесь и сейчас». Стало быть, чтобы не умереть в настоящем, необходимо обеспечить наиболее пригодное к воспроизведению поколение всем необходимым: «Хотя внешняя, бытовая оболочка романа, как и его название, повествует о тотальном непринятии любого преступления, совершенного даже ради великой цели, на самом деле в “Преступлении и наказании” речь идет о богатстве, о добыче богатства (“плодородия”) и о возможности обладать богатством только посредством служения молодой женщине, сопричастие к судьбе которой и является гарантией достижения материального благополучия». В этом заключен огромный смысл. Старое, дряхлое, отживает свой век. Молодое, жизнеспособное, получает средства к существованию. Начинается новый жизненный цикл. Значит, жизнь как состояние продолжается.
А как истолкован роман «Идиот»! Мы привыкли к тому, что князь Мышкин хороший, даже «слишком хороший», но именно он подводит-таки Настасью Филипповну к роковому концу, проще говоря… приносит в жертву? Как в дохристианские времена, когда о богоподобности человека не было и речи. Но ведь «Красота спасет мир!», как утверждает Достоевский устами князя Мышкина… Мы-то привыкли думать, что эта фраза означает: «И в мире становится светлей». А, может быть, красота убьет мир, если ей безрассудно поклоняться? Или действительно спасет — ценой собственной жизни, чтобы жизнь как процесс коллективный, подразумевающий рождение и развитие нового поколения, длилась и длилась…
Творчество Достоевского сегодня претерпевает многоплановые интерпретации. Николай Караменов тщательно анализирует мироощущения героев и их поступков на основе мифологических представлений о быстром достижении благосостояния посредством совершения ритуалов плодородия. Подобное осмысление, безусловно, «рвет шаблон» читательского восприятия, что свидетельствует о некотором «освоении» автором классического наследия. Автор берет аргументы отнюдь не «с потолка»: каждый тезис подкрепляется фактическим материалом (соответствующей цитатой, то есть приведением в пример символической детали, сюжетной нити, слов персонажа и т. д.). Все оказывается пугающе просто: герои, несмотря на показную духовность, преследуют одну цель — быстренько сколотить капитал. Не трудясь, а перераспределив ресурсы старым дедовским способом: отняв у богатых, раздать бедным.
Это что ж выходит, «люди гибнут за металл»? А почему бы, собственно, и нет? В каждом из нас теснятся и божественное, и человеческое начала. Если же копнуть глубже, то причина любого, даже самого крохотного конфликта — передел собственности, борьба за увеличение «своей» территории. Как бы мы ни стремились к познанию истины, живем-то мы все-таки в материальном мире. Противоречит ли такое положение дел утверждению «Достоевский — христианский писатель»? Отнюдь. Вот как объясняет это игумен Вениамин (Новик): «Достоевский воспринимает христианство не только в привычной моральной плоскости, но и во вселенском масштабе, и здесь он мистик, библейски чувствующий связь человека с тварным космосом, землей, ибо сказано: “...возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах обратишься” (Быт. 3,19). Отсюда и “мать-сыра земля — Богородица”, ее рождающее и погребающее лоно /влияние также русских духовных стихов/ — женское измерение бытия. Достоевский, гностик и экспериментатор, как бы проводит человека через премордиальную материнскую утробу первобытия, которая еще по ту сторону добра и зла, где еще нет дуализма духа и материи, где еще нет зла и морали, где есть Бог, но еще “все дозволено”».
Действительно, христианство как религия сформировалась намного позже язычества, и прийти к высшей истине невозможно, не пройдя этапы «низшие». Как, например, подводя итог статье «Проблемы легитимности власти в «Бесах» Ф. Достоевского», автор обезоруживающе заявляет: «Потуги “бесов” — всего лишь бунт мужчин, и бунт не против самого социального института Власти, как он показан в романе, а отчаянные попытки в знаковой системе Власти занять место женщины со всеми вытекающими из такого состояния обстоятельствами…». Гротескные революционеры в романе не оскорблены социальной несправедливостью (высшей целью), их цель завуалирована, и направлена она не на «благое дело». Все гораздо проще: ну какой нормальный мужчина выдержит власть авторитарной женщины? Женщине-«мамочке» сильный мужчина невыгоден, поскольку его нельзя держать «под каблуком». Не из этого ли возникает социальная несправедливость — из тотального неуважения к другому человеку, к его личным границам, в конце концов, гендерной разнице? Скрупулезный анализ автором «Бесов» показывает, что, в конце концов, иерархичность тоже должна быть выстроена грамотно: сильным мужчинам не место в господствующем матриархате…
Заслуга автора как исследователя состоит в переосмыслении произведений, ставших хрестоматийными. Часто бывает так, что «зачитанные» романы, особенно те, по которым еще в юном возрасте пишутся сочинения на отметку, перестают трогать за душу. Тогда необходим свежий взгляд, какая-то новая отсылка контекста к современности, чтобы получить стимул перечитать классический текст. А что больше всего волнует в наше прагматичное время? Правильно, способы достижения материального достатка. Неожиданно осознавать, что стремлению к быстрому обогащению были подвержены даже «положительные» герои Достоевского, которых нас приучили воспринимать чуть ли не святыми. Настоящая книга Николая Караменова призвана подстегнуть пытливого читателя снять с полки томик Достоевского и самостоятельно в этом убедиться.
Для начала проясним основные понятия. Как следует из определения, «мифологическое сознание» — это мышление наглядными образами, «телесными» и пластичными по характеру, включенными в жизнь, но напрямую с ней не связанными. Владение же деньгами или собственностью — всегда результат определенного порядка действий, и эта цель может достигаться разными способами.
Николай Караменов заставляет нас спуститься с уровня традиционно религиозного на уровень дохристианской морали. Например, как утверждает автор, «“Преступление и наказание” отнюдь не о преступлении и наказании, а о материальном достоянии, которое, если исходить из художественной логики романа, может быть только у женщин, как носительниц плодородных и нарождательных функций». Тот факт, что двойное убийство было совершено бедным студентом из-за денег, лежит на поверхности. Но что, если и его возлюбленная, Соня Мармеладова, также служит инструментом перераспределения капитала? Она же не в прачки пошла, не в уборщицы, а в проститутки, где, согласитесь, заработная плата повыше…
Автор, отталкиваясь от оригинального текста, предлагает нам свежий, антропологический подход к романам Достоевского, сполна погрузиться в который способен лишь читатель, мыслящий диалектически. Это религия подразумевает жизнь после жизни, мифологическое же сознание ориентировано на «здесь и сейчас». Стало быть, чтобы не умереть в настоящем, необходимо обеспечить наиболее пригодное к воспроизведению поколение всем необходимым: «Хотя внешняя, бытовая оболочка романа, как и его название, повествует о тотальном непринятии любого преступления, совершенного даже ради великой цели, на самом деле в “Преступлении и наказании” речь идет о богатстве, о добыче богатства (“плодородия”) и о возможности обладать богатством только посредством служения молодой женщине, сопричастие к судьбе которой и является гарантией достижения материального благополучия». В этом заключен огромный смысл. Старое, дряхлое, отживает свой век. Молодое, жизнеспособное, получает средства к существованию. Начинается новый жизненный цикл. Значит, жизнь как состояние продолжается.
А как истолкован роман «Идиот»! Мы привыкли к тому, что князь Мышкин хороший, даже «слишком хороший», но именно он подводит-таки Настасью Филипповну к роковому концу, проще говоря… приносит в жертву? Как в дохристианские времена, когда о богоподобности человека не было и речи. Но ведь «Красота спасет мир!», как утверждает Достоевский устами князя Мышкина… Мы-то привыкли думать, что эта фраза означает: «И в мире становится светлей». А, может быть, красота убьет мир, если ей безрассудно поклоняться? Или действительно спасет — ценой собственной жизни, чтобы жизнь как процесс коллективный, подразумевающий рождение и развитие нового поколения, длилась и длилась…
Творчество Достоевского сегодня претерпевает многоплановые интерпретации. Николай Караменов тщательно анализирует мироощущения героев и их поступков на основе мифологических представлений о быстром достижении благосостояния посредством совершения ритуалов плодородия. Подобное осмысление, безусловно, «рвет шаблон» читательского восприятия, что свидетельствует о некотором «освоении» автором классического наследия. Автор берет аргументы отнюдь не «с потолка»: каждый тезис подкрепляется фактическим материалом (соответствующей цитатой, то есть приведением в пример символической детали, сюжетной нити, слов персонажа и т. д.). Все оказывается пугающе просто: герои, несмотря на показную духовность, преследуют одну цель — быстренько сколотить капитал. Не трудясь, а перераспределив ресурсы старым дедовским способом: отняв у богатых, раздать бедным.
Это что ж выходит, «люди гибнут за металл»? А почему бы, собственно, и нет? В каждом из нас теснятся и божественное, и человеческое начала. Если же копнуть глубже, то причина любого, даже самого крохотного конфликта — передел собственности, борьба за увеличение «своей» территории. Как бы мы ни стремились к познанию истины, живем-то мы все-таки в материальном мире. Противоречит ли такое положение дел утверждению «Достоевский — христианский писатель»? Отнюдь. Вот как объясняет это игумен Вениамин (Новик): «Достоевский воспринимает христианство не только в привычной моральной плоскости, но и во вселенском масштабе, и здесь он мистик, библейски чувствующий связь человека с тварным космосом, землей, ибо сказано: “...возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах обратишься” (Быт. 3,19). Отсюда и “мать-сыра земля — Богородица”, ее рождающее и погребающее лоно /влияние также русских духовных стихов/ — женское измерение бытия. Достоевский, гностик и экспериментатор, как бы проводит человека через премордиальную материнскую утробу первобытия, которая еще по ту сторону добра и зла, где еще нет дуализма духа и материи, где еще нет зла и морали, где есть Бог, но еще “все дозволено”».
Действительно, христианство как религия сформировалась намного позже язычества, и прийти к высшей истине невозможно, не пройдя этапы «низшие». Как, например, подводя итог статье «Проблемы легитимности власти в «Бесах» Ф. Достоевского», автор обезоруживающе заявляет: «Потуги “бесов” — всего лишь бунт мужчин, и бунт не против самого социального института Власти, как он показан в романе, а отчаянные попытки в знаковой системе Власти занять место женщины со всеми вытекающими из такого состояния обстоятельствами…». Гротескные революционеры в романе не оскорблены социальной несправедливостью (высшей целью), их цель завуалирована, и направлена она не на «благое дело». Все гораздо проще: ну какой нормальный мужчина выдержит власть авторитарной женщины? Женщине-«мамочке» сильный мужчина невыгоден, поскольку его нельзя держать «под каблуком». Не из этого ли возникает социальная несправедливость — из тотального неуважения к другому человеку, к его личным границам, в конце концов, гендерной разнице? Скрупулезный анализ автором «Бесов» показывает, что, в конце концов, иерархичность тоже должна быть выстроена грамотно: сильным мужчинам не место в господствующем матриархате…
Заслуга автора как исследователя состоит в переосмыслении произведений, ставших хрестоматийными. Часто бывает так, что «зачитанные» романы, особенно те, по которым еще в юном возрасте пишутся сочинения на отметку, перестают трогать за душу. Тогда необходим свежий взгляд, какая-то новая отсылка контекста к современности, чтобы получить стимул перечитать классический текст. А что больше всего волнует в наше прагматичное время? Правильно, способы достижения материального достатка. Неожиданно осознавать, что стремлению к быстрому обогащению были подвержены даже «положительные» герои Достоевского, которых нас приучили воспринимать чуть ли не святыми. Настоящая книга Николая Караменова призвана подстегнуть пытливого читателя снять с полки томик Достоевского и самостоятельно в этом убедиться.
Надежда ДРОЗД