ЗИНЗИВЕР № 3 (123), 2021

Когда я приехал в старинный Елец Липецкой области, мне показали памятник Жукову. Причем тут полководец Жуков? — подумал я; оказалось, это другой Жуков — Николай Николаевич, советский график, он провел в Ельце детские и юношеские годы. И как часто у меня бывает в подобных случаях — вскоре сама собой попадает в руки какая-то информация; на сей раз — в домашней библиотеке моих знакомых я увидел книгу Жукова: наблюдения, заметки. Меня ничего особенно в ней не заинтересовало — кроме одной записи, и я с ней вполне согласен: я умею так, как он:
«Укладывая меня спать, мать обычно давала мне в постель конфету. Вспоминаю, как вертел я ее в руках, любовался ею и засыпал счастливый. Иногда я ее разворачивал и съедал, но, когда утром просыпался, меня раздражала пустая бумажка. С этого неприятного чувства начиналось утро. Но если мне удавалось заснуть раньше, чем я успевал съесть конфету, утром меня ждала радость! — целая конфета! Так было лучше. Удовольствие делилось пополам. Вечером чувство предвкушения, а утром — нетронутая радость. Когда я стал старше, то извлек из этого случая урок: в каждый период жизни надо иметь неразвернутую конфету. Всем хочется, чтобы "завтра" было хорошим, и часто это зависит от нас самих: пресыщение жизнью — это неумение пользоваться ее дарами».

Интересно, откуда у людей такая распространенная нелюбовь к мытью посуды?
Снова заглянул к знакомым (оба работают на дому над выпуском местной газеты):
— А вчера у вас посуды в раковине было больше: вижу, зазор между верхней тарелкой и носиком крана увеличился. Неужели Даша постаралась?
— О чем ты? Наоборот, посуды увеличилось. Просто — обрати внимание — я заменил кран. Видишь — он как шланг, «гибкий излив» это называется. Выгибай куда хочешь.
— Хорошее решение… Можно теперь пойти и дальше: купить новую посуду, а грязную выбросить!
Захожу через неделю:
— О-о, дело все-таки не в кране: вижу, посуды в раковине намного уменьшилось. Помыли все-таки?
— Какое там! Гора посуды настолько выросла, что рухнула на пол. Теперь, действительно, придется покупать новую…

Я вообще думаю, что ссориться нужно прекращать лет ну максимум в двадцать. Сколько было в жизни глупейших ссор и придуманных обид! Со временем понял, что ссоры имеют характер освободительной реакции. К силе характера это не имеет ни малейшего отношения. Сильный характер иногда проявляется в том, чтобы чего-то «не заметить», уступить, мудро уйти от пустого конфликта.
Обиды, скандалы… бездарная трата времени! Кожей чувствуешь, как бездарно умирает минута за минутой, скучно и бессмысленно тикают часы…

Я не историк, и тем более не богослов, но над некоторыми вещами нельзя не задумываться. Пишу в качестве размышления.
Читая священные тексты и художественные произведения на религиозные темы, мы чувствуем, с одной стороны, совершенную реальность происходящего, с другой — его непостижимую фантастичность. Как же к этому относиться?
Начну издалека. Что вообще такое рассказ? Это нечто вторичное к его объекту (без объекта рассказ невозможен: о чем же тогда рассказывать). Трансформированное, искаженное, преображенное, — как угодно, но — вторичное. То есть — существует некая объективная реальность, которая становится в результате трансформации-искажения-преображения реальностью субъективной (вплоть до создания сказки, мифа, легенды). Если вспомнить о религиях народов мира, то здесь нужно добавить: все эти трансформации происходили в духе веры этих народов.
По-моему, невозможно не заметить, насколько достовернее, реалистичнее жизнеописание Иисуса в последние годы его жизни, нежели наивный, стилистически иной рассказ о его рождении, когда никто еще не воспринимал Иисуса как сына Божиего.
Что я хочу этим сказать? А то, что повествование о реальных событиях было преподнесено в переосмысленном, мифологизированном виде. Они получили статус событий духовного, сверхъествественного, надмирного порядка, поскольку осмыслялись, трактовались с позиции религиозной веры. И это прекрасно.
Разве можно религиозные тексты понимать буквально? А ведь понимают буквально.

Если говорить о религиозных текстах — я вот в чем всегда был уверен: чудо — это не то, что поражает воображение. Чудо — это то, что преображает дух. Второе: духовное событие — ни в коем случае не может быть физическим явлением.

В 2012 году в Вологде у химика, педагога и краеведа Исаака Абрамовича Подольного вышла книжка (300 экземпляров) — документальная повесть «Такая музыка была…» (главная тема — еврейский вопрос и Холокост). Некоторыми страницами я зачитался, настолько интересно и познавательно. Вот, например, такое:
«В Кракове до войны проживало от 60 до 80 тысяч евреев. Район Казимеж в городе считался еврейским. Свои старейшие синагоги, свои общины при них, свои школы, больницы, магазины и кафе. Наконец, свой еврейский музей и кладбище. И все это рухнуло в одночасье с приходом немцев.
…Изнутри в районе немцы сформировали в помощь юденрату еврейскую полицию. Добровольцев на такую службу было найти трудно. Наиболее крепких парней вызывали в … комендатуру. Отказ от службы означал немедленную отправку в трудовые лагеря или на самые тяжелые работы, а позднее и в лагеря уничтожения. Вот и попробуй не принять такое назначение. Но известно, что "власть невольника над невольниками" беспощадно развращает людей. И в польской, и в еврейской полиции находились свои садисты и вымогатели мало-мальских ценностей у несчастных обитателей гетто.
…Служили "синие полицаи" (синие — по цвету формы) без оружия. Излишне не усердствовали, на многие нарушения немецких правил закрывали глаза.
А люди между собой говорили: "Каждый устраивается, как может…"».
Молодец Подольный, все записал, сохранил для истории…

Еще выдержка из небольшой книги Исаака Подольного «Такая музыка была…».
«И уж коли идет речь о легендах спасения евреев в мировой войне, нельзя еще раз не вспомнить о японском дипломате в Литве. Он выдал спасавшимся от фашизма евреям около 2000 виз на выезд в Японию, откуда можно было добраться до Америки. Когда же по требованию Германии этого посла решили отозвать из страны, все последующие дни он круглосуточно выписывал визы несчастным евреям…
Перед его отъездом к послу пришли люди из Вильнюсской синагоги и поблагодарили за богоугодное дело: "Мы будем молиться, чтобы Всевышний вознаградил Вас и Ваших потомков!"
На родине посла лишили званий и привилегий. Оставшись без средств, чтобы прокормить семью, бывший посол открыл мастерскую по ремонту автомашин. Имя бывшего посла теперь известно всему миру: Мицубиси».
(Ошибка Подольного: действительно, был такой замечательный человек, только фамилия его не Мицубиси, а Сугихара. Кстати, после войны он долгое время работал в СССР.)

Еще отрывок из книги И. Подольного «Такая музыка была…». «В старинном израильском городе Цфат встретился я со старым евреем, поведавшем мне свою историю. Родом он был из Советской Молдавии. С приходом немцев и румын в июле 1941 года начались мучения его семьи. Евреев нещадно гоняли из лагеря в лагерь по страшной жаре, гоняли, не давая ни еды, ни воды. Убивали всех отстающих и немощных. Через каждые десять километров трупы сваливали в общие могильные рвы. В живых из семьи он остался один.
Охрана состояла из немцев, румын и местных полицаев. Кто был страшнее — сказать трудно. Нельзя было понять, куда же гонят несчастных. В итоге некоторые попали в концлагеря, а другие — в гетто. Но ближе к концу войны несколько изменилось отношение румынских властей к евреям. Из Румынии пришел железнодорожный состав, куда было приказано собрать всех российских детей, особенно тех, кто лишился родителей. А евреи знали, что немцы увозят людей из гетто в лагеря смерти. Детей ловили, а они всячески старались сбежать и спрятаться от румынских солдат. Когда же детей привезли в Румынию, почти всех поместили в больницы, хорошо кормили, окружили вниманием.
Оказалось, что эта акция была осуществлена по инициативе румынской королевы-матери, противницы антисемитской политики военной хунты генерала Антонеску. Стараниями королевы были спасены и частично переселены в Палестину до четырехсот тысяч евреев. Через много лет после окончания войны королеве-матери Елизавете было присвоено звание Праведницы Мира».

И последний отрывок из книги И. Подольного.
«Многочисленные колонны пленных сначала провели под конвоем по улицам и площадям Москвы, затем посадили в эшелоны и развезли по лагерям. Первые колонны пленных шли по Вологде строем под командой своих офицеров. Шли аккуратно выбритые, подтянутые, в чем-то даже стремящиеся сохранить и продемонстрировать свое достоинство. Пели немецкие песни. У кого-то можно было видеть маленькую губную гармошку. Вокруг шагала многочисленная охрана в форме войск НКВД.
А потом началась повседневная тяжкая работа. Пленные разгружали баржи с лесом, вручную пилили на доски сырые бревна. Сначала строили жилье для себя, затем появились на всех вологодских стройках. Недолго они ходили строем. С Победой исчезла охрана: группы грязных и оборванных пленных на работу сопровождали бабушки из домоуправлений, расписывавшиеся за них в каких-то журналах, как за полученное имущество.
Жилось в ту пору всем тяжко и голодно. Понятно, что пленным жилось не слаще, чем победителям. Освоили они все мыслимые и немыслимые строительные профессии. Порой дело доходило до курьезов: пленные сами искали себе подработки. Однажды к директору нашей школы пришли два пожилых пленных и предложили расписать стены актового зала. Поскольку школа не могла платить им деньги, сошлись на том, что выполнят они работу "за обеды и ужины плюс порции хлеба в день каждому". Долго их рисунки явно скромного любительского достоинства украшали зал».

— Удивителен цинизм детской песенки: «Маленькой елочке холодно зимой. Мы с мороза елочку принесли домой», — сказал Андрей Яхонтов. — Срубили, и пусть теперь отогревается. А мы будем встречать Новый год.

Из будней знаменитой актрисы театра и кино Аллы Тарасовой; вспоминает график-иллюстратор Е. Ю. Морозова (два фрагмента дневниковых записей):
«После репетиции "Чайки" Алла Константиновна прошлась по магазинам, выстояла несколько очередей и с целой горой свертков вернулась домой. Она не брала с собой сумок и все продукты, которые покупала, носила в руках в виде свертков и никогда не роняла. "Я как жонглер", — шутила она» (28 ноября 1959 г.)
«В театре собрание. В Москве жара. Алла Константиновна во всем белом: платье, шляпа, перчатки, сумочка. В этом же наряде после собрания она ходила по магазинам и купила ящик помидоров. Продавщица ахнула, узнав ее, и дала Алле Константиновне свою сетку» (10 июля 1964).
К этому времени Тарасова уже давно была народной артисткой СССР, лауреатом пяти Сталинских премий…

Перебирал какие-то древние свои бумажки; на одной из них с трудом прочитал выписку из Джека Лондона (чернила выцвели). Какой это рассказ я читал — вспомнить невозможно; помню только, что герой все глубже и глубже погружался в яму неприятностей (или — поднимался к вершине несчастий). Кажется, был очень голоден — и то ли потерял пирожки, которые каким-то образом ему достались (может, украденные?), то ли отравился ими… не знаю, да и не важно. Главное — скорее то, что юмор, содержащийся в этой фразе, и тогда был очень близок мне своим (обоснованным!) оптимизмом:
«Пирожки знаменовали вершину моих несчастий. Хуже ничего уже не могло случиться; с этой минуты дела мои должны были идти на поправку».

Пять лет назад я летел на самолете в райцентр Архангельской области (в салоне всего двенадцать мест), и как-то страшновато стало, когда оторвались от земли (ничего подобного в детстве у меня не было, когда летал!). Это заметила узкоглазая пухленькая девушка, сидевшая на соседнем сидении, и стала улыбаться. «Я боялась только в первый раз, — потом сказала она, — а потом вспоминала о своем страхе, и не хотелось бояться».
А ведь мне понятна эта мысль! В «Хаджи-Мурате» герой, рассказывая о своей жизни, удивил собеседника, признавшись, что в юности во время жаркой схватки бежал от испуга. Но дальше были такие слова: с тех пор я всегда вспоминал свой стыд — и вспоминая, уже ничего не боялся!

Какая-то неисчерпаемая это тема — обиды, вчера снова пришлось об этом беседовать. Мне говорят: да, понятно, если обида нанесена специально, то обижаться бессмысленно, можно либо разгневаться, либо прекратить общение; а если нас не хотели обидеть, достаточно сообщить невольному обидчику, что он причинил нам боль, и человек устыдится; но почему же на деле не всегда так получается — не обижаться?
Опять следует копать глубоко? Опять детство виновато? Спотыкается ребенок о крылечко, плачет; не хочет больше переступать через это крылечко, дуется, даже отказывается в комнату войти! Глупо? Глупо.
Но что происходит во взрослом возрасте? Обида тянется, разрастается, питается самой собой, выражается неприятием того, кто «обидел», бывает — даже вымоганием у него чувства вины, и так далее и тому подобное…
И все-таки при чем тут ребенок и крыльцо? Ведь крыльцо неодушевленное, оно не виновато. Ну да, крыльцо не виновато, а обидчик, лицо одушевленное — виноват, безусловно виноват!
…Конечно, никуда не деться от обиды, это такое же человеческое чувство, как радость, печаль… К тому же человек существо эгоцентричное. Но… смешно ведь: как крыльцо существует само по себе (что делает нашу обиду на него невозможной), так же и… даже близкий нам человек существует не обязательно как часть нашей жизни, но — как сам по себе, идущий по своему пути, а потому и наша оценка его вины может быть односторонней и только односторонней.
Я думаю, так…

В одном из отделов большого культурного учреждения скромно празднуют юбилей сотрудницы. Заходит на несколько минут директор. Как же приятно — помнит! — принесла цветы, скромный подарок, благодарит за многолетнюю достойную работу. Конечно, директора усаживают, предлагают одно, другое, третье… «Знаете, я ничего не хочу, но вот чаю — выпила бы с удовольствием». Чай готов; но юбилярша продолжает настаивать: возьмите же этот бутерброд, или вот другой, конфеты, торт… Директор столь же настойчиво отказывается, и наконец — хоть и с просительной интонацией, но решительно — произносит: «Прошу вас: можно мне хоть сейчас не чувствовать себя директором? А побыть просто человеком…».

Интересно: мы не просто склонны приписывать другим свои черты характера, свои побуждения, свои наклонности; мы склонны их приписывать, сознавая, что они не особо-то и благородного свойства!
А еще лучше, когда мы получаем подтверждения: все так делают! (обманывают, воруют, изменяют и так далее).
Интересно еще и то, что наши недостатки (в которых мы признались бы кому-то разве что под пистолетом) нам проще всего заметить именно у других: замечательная способность, избавляющая нас от самоосуждения, самокопания, самобичевания…

Священник был веселым человеком, любителем анекдотов. Мы сидели в церковном дворике под навесом, по крыше барабанил дождик. Я вспомнил известный (вроде бы) еврейский анекдот (вообще-то я не знаток анекдотов). Смысл такой: приехал, скажем, какой-нибудь… назову его Лазарь Гольдбаум — на курорт, а там зарядил дождь: один день льет, второй, третий, четвертый… Стал собираться домой. Хозяин гостиницы: «В чем дело?» — «А то вы не видите!» — «Но у вас там тоже может идти такой же дождь!» — «Знаете, наш дождь дешевле».
Священник улыбнулся:
— А ведь везде можно найти положительные стороны. Вот дождь. Разве это плохо? Да это радость! Дождь прибивает пыль, и воздух становится чище. Он поливает деревья и цветы, и все вокруг преображается. Он смывает грязь с улиц, наполняет ямки, кадки во дворах, поливает сады и огороды. Благодаря дождю хорошо растут грибы, ягоды, лучше клюет рыба. Идет дождь — нечего слоняться по улицам, отдохните, почитайте, поспите — а как хорошо спится под дождь! Чему вы улыбаетесь: вам послышалось «спиться»? Намек понял: вы промокли, а у меня «зубровка» есть, вам надо посушиться — пойдемте ужинать, матушка уже все приготовила…

То, что логика иногда бывает совершенно неуместной про причине того, что не все поддается логике — это даже не первый, а второй вопрос. Главное, по-моему, то, что можно ведь, рассуждая логически, исходить из неверных представлений — о вещах, об отдельном человеке, или — исходить из ложной информации. Например, человек любит грибы. И на основании этого готовит к столу мухоморы или бледную поганку. Логично ли он поступает? Вполне логично. Но дальше пойдет другая логика — уже не та, что придумана головой…

Два монолога. Жена водителя:
— Как куда ни едем, только и слышу — ругается: «Да куда ты прешь?» «Придурок!» «Идиот!» «Да езжай же ты, сука!..» «Ну чего застыл, мозги в ж. засунул?!» Я мечтаю только об одном: да когда же мы наконец приедем, невыносимо всю дорогу слышать эту ругань…
Начинающий водитель, который в почтенном уже возрасте приобрел автомобиль и сдал на права:
— Пока еще я еду медленно: должен освоиться, довести все движения до автоматизма. Некоторым это не нравится: сигналят, нервничают… Ну а мне на это — насрать.

Из письма Сергея Довлатова к Игорю Ефимову:
«У него редкий тип бездарности — полноценная, неуязвимая и кропотливая бездарность. Все грамотно, все на месте».

Хирург рассказывал: когда он только начинал свою врачебную деятельность, однажды произнес при своем наставнике: «активный хирург», и тот его одернул: нельзя так говорить, это бессмыслица. Почему же бессмыслица, разве активных хирургов не бывает?
Нет, конечно, бывают очень даже активные хирурги, неактивными им быть и нельзя; просто наставник оказался уж очень образованным. Дело было вот в чем. Слово «хирург», оказывается, происходит от греческих слов heir (рука) и ergon (работа), то есть хирург — человек, работающий руками. Однако есть и слово «энергия», его создал Аристотель: en (приставка, соответствующая русской «в») и ergon. То есть — «в работе», что по смыслу означает — «активный». «Хирург» и «энергия» — родственные слова… Но кто будет в этом сейчас разбираться?

Когда зашел разговор о скороспелых оценках, об уничижительных репликах в адрес выдающихся людей, поэт Виктор Каган, как всегда точно, сказал:
«Плевок человечка средненького росточка в лицо гиганта остается фактом биографии плюющего на его собственном пиджачке. И можно гордо носить засохшие собственные плевки: "Я плевал в того-то…"».

— Ты на самом деле способна кого-то ругать, выражать возмущение? Трудно представить… И голос небось у тебя становится громким?
— Я не знаю, какой у меня тогда голос… Разве женщина способна слышать себя, когда впадает в истерику?

Из интервью с Евгением Евтушенко, и это, по-моему, замечательно:
«Иногда, если ведешь себя будто тебе все можно, действительно все становится можно».

С поэтом Ниной Красновой беседовали о кричащих во гневе, и она мне напомнила:
— Бывают тихие энергетические вампиры, они называются — лунные вампиры. Они будут тихим голосом и своим нытьем и жалобой на жизнь и затяжными, неспешными разговорами с тобой обо всем этом (например, по телефону), ища твоего сочувствия и твоего внимания, выматывать из тебя твою энергию. Они такие же опасные люди, как и взрывные психопаты. Лучше держаться подальше и от тех и от других.

— Батюшка, а вы вот живете в такой щедрой на виноград станице (имеется в виду станица Кочетовская, что на берегу Дона), здесь вино, небось, в каждом дворе делают; вы сами-то не пьете? Это грех — пить вино?
Священник — человек серьезный, правильный — посмотрел на меня с недоумением:
— Грех ли — пить вино?! Да здесь такое вино, что грех — не пить!

Метафора отсутствия денег звучит неприлично, но из разговора работяг слова не выбросишь.
Значит, выпускник строительного института, мой знакомый, долго не мог найти работу и наконец устроился на стройку. Зарплату иногда задерживали. Вот и в очередной раз: заглядывает к четырем рабочим прораб и говорит, что деньги будут только на следующей неделе.
— Вот так… — с каким-то опустошением в душе произносит один. — Опять будем х.. сосать…
Мой знакомый сокрушенно вздыхает:
— Ох… Как же часто мне приходилось этим заниматься!..
Взгляды троих в ту же секунду изумленно устремляются на него.
— Нет, я не то хотел сказать! Не в том смысле! Я в переносном…

В связи с бесконечными разговорами об Олимпиаде. Когда персидского шаха, гостившего в Англии, пригласили посмотреть на скачки, он отказался: «Я и так знаю, что одна лошадь бегает быстрее другой».

Нет, Твардовский все-таки легендарная личность! А какие фразы бросал! Читать воспоминания о нем, даже отрывочные — удовольствие! Пишет Бенедикт Сарнов:
«В 60-е годы Жореса Медведева упрятали в дурдом. Твардовский возмутился, старался вызволить. Позвонил один из влиятельных друзей.
— Саша! Не лезь ты в это дело! Тебе к шестидесятилетию собираются дать Героя! <…>
— Первый раз слышу, что Героя у нас дают за трусость.
Так и не получил, и журнала лишился».

В коллекцию опровержений формулы: «где бы муж ни устроил тайник — жена найдет, пронюхает».
Рассказал поэт, сотрудник «Литературной газеты» Игорь Панин:
«Один знакомый признался, что прячет выпивку в фужерах, которые в шкафу для посуды стоят. Наливаешь в них водку, через стекло же не видно — фужер и фужер. Ну и подходишь, опрокидываешь время от времени, когда в комнате один».
Подключился и поэт-юморист Леонид Сорока:
«Моя приятельница, одесская певица, рассказывала. Была в их бригаде заслуженная артистка Украины, которая умудрялась набраться перед ответственными выступлениями. Поэтому проверял ее руководитель их группы особенно тщательно. И запирал в номере до концерта.
Однажды, заподозрив неладное, он повторил обыск. И обнаружил, что в ванной стоит стаканчик с зубной щеткой в нем, наполненный, как оказалось, водкой по самые края».
Подытожил журналист, эссеист Юрий Крохин:
«Изобретательность человеческая неиссякааема. Так что Виктор Платонович Некрасов с четвертинкой в бачке туалета — просто наивный школьник…».

Владимир Этуш меня восхитил своим ответом журналисту!
«Усталость? Не понимаю я этих интеллигентских штучек. Сколько сил у меня есть, столько и есть. Не буду же я говорить: "Ох, я пожилой человек, у меня почки". Не понимаю я этого».
Пожилому человеку — было тогда за девяносто…

Недавно узнал, что знаменитая художница Анна Петровна Остроумова-Лебедева была женой химика Сергея Васильевича Лебедева, основоположника промышленного способа получения синтетического каучука (эту фамилию я помню по «реакции Лебедева»: органическая химия, старшие классы). Первая мысль: человек не из ее среды; вот так союз: «физик» и «лирик»! Но из воспоминаний Остроумовой-Лебедевой узнаю: да ведь к нему приходили формулы, как стихи!
«Иногда он лежал на спине, и мне казалось, что он спит, а он вдруг вынимал записную книжку и писал в ней химические формулы… Вообще я много раз замечала, как Сергей Васильевич, сидя в концерте и, видимо, взволнованный музыкой, вдруг поспешно вынимал свою записную книжку или, если ее не было, торопливо брал афишу и начинал на ней записывать химические формулы и потом прятал в карман. То же самое происходило и на выставках».
Да, — тогда же, когда я учился в старших классах, в кабинете математики висел плакат, на котором не помню, что было нарисовано, но запомнил слова: «Нельзя быть настоящим математиком, не будучи немного поэтом», Карл Вейерштрасс, немецкий математик.

«Не узнаешь?» — говорит.
«Нет, — отвечаю. — А-а, узнал, Привет, Миша».
В одной школе учились, он на три класса старше был. Жалуется:
«Меня из наших никто сразу не узнает. Неужели настолько изменился?»
«Ну… толстым стал. Физиономия сильно округлилась».
«Это пивной алкоголизм. Еще что видишь?»…
«Как сказать… Вид не очень… здоровый».
«Сужение сосудов головного мозга. С пятого класса курю, вот и докурился. Пока головокружения; врач говорит, что так и до инсульта недолго… Что еще?»
«Голос какой-то спокойный стал, не выругался ни разу. А в школе — был грубый, мат-перемат…»
«А-а… Помнишь Стаса, — его еще все боялись? Он не дурак был, политику понимал… Так вот, он меня учил: хочешь выглядеть крутым? — элементарно: во-первых, смело ругайся матом и циничней, циничней подбирай выражения; во-вторых, голос должен быть желательно низким, мужественным, — и крутизна обеспечена; прием, конечно, дешевый, но пыль в глаза пустить удается. Сейчас об этом смешно вспоминать».
«Ну это ладно. А как с курением и пивным алкоголизмом?».
«Это сильней меня…»
Встречи со школьными знакомыми часто бывают грустными — и абсолютно ненужными… Потому и не хожу на встречи выпускников.

За всю свою жизнь мне приходилось от силы раза три быть экскурсантом (да и то давным-давно), — когда иных вариантов оставалось. И тогда не мог избавиться от острого желания покинуть группу, затеряться среди прохожих, среди зданий, среди природы… Неприемлем для меня и туризм.
В январе беседовали с Зинаидой Миркиной, и она высказала именно то, что я чувствовал, но никогда не пытался сформулировать…
— Антоний Сурожский приводил такой пример: рука, которая держит часы, связана часами и уже непригодна ни для чего другого. С информацией то же самое. Когда ум перегружен информацией, созерцание невозможно. Водитель машины должен помнить множество вещей, нарушение правил грозит опасностью, какое тут созерцание. Человек, который разжигает костер в лесу, видит больше, чем турист, повидавший весь свет. Да, турист много увидел. Но меньше созерцал. А может быть, и ничего не созерцал.

Юрий Бондарев говорил, что «военный писатель» — формулировка абсурдная: писатель пишет о жизни, о человеке. И все-так для меня Бондарев — именно «военный»; его книги о войне меня поразили стилистическим изяществом, острым чувством слова. Даже с Набоковым обнаружились кое-какие переклички, вот удивительно! А то, что не о войне, мне у него показалось маловыразительным.
Я вспомнил о Бондареве, поскольку мне тут автор показывает свои стихи, и я вижу много случайных, стертых слов; он же хочет побыстрее выставить свои сочинения в сеть, — скорей, скорей чтобы прочли! Эх…
Листаю сейчас бондаревскую книгу публицистики; какие абзацы о художественном слове!
«Слово обретает силу только в том случае, если оно имеет цвет, звук, запах, которые обладают энергией, выраженной эмоциональностью. Эта энергия возникает при точной расстановке слов, при точном эпитете, точном глаголе, точно найденном ритме, ярком сюжете самой фразы, ибо каждая фраза аккумулирует сюжет мысли, чувства, заряд добра и зла, черного и белого, отрицания и утверждения, стыдливой иронии или же парадоксальности.
Слово — собственное "я" художника, реализация его сущности и восприятия. Но словами как первоэлементом человеческого общения оперируют все люди, независимо от того, насколько наделены они чувством гармонии и красоты. Художник одарен от природы особой способностью изображать на бумаге словами не плоскостной слепок человека, окружающего мира, отдельного предмета, а глубину его, ощутимую, направленную форму, высекающую чувства и мысль, открывающие тайные замочки души».

Очень хорошее, дельное определение вдохновения у Бондарева; Юрий Васильевич отвечает на вопрос, всегда ли ему сопутствует настроение в работе.
«Трудно поймать настроение всегда, потому что оно прячется где-то вблизи одержимого вдохновения. Но ждать этого "божеского вдохновения" перед работой можно всю жизнь, но так и не испытать его пленительной неистовости. Как правило, я сажусь за стол в "обычном", так сказать, настроении, но потом, когда герои начинают говорить живыми голосами, когда начинают вести себя за собой, постепенно возникает (а порой и не возникает) то самое состояние, которое принято называть душевным подъемом, короче говоря — надо работать и работать. Вдохновение — это желание работать, а не ожидание сверхъестественного импульса из ниоткуда».

О художественном слове — не в теории, а на примерах.
Толстой правил свои вещи до тех пор, пока произведение у него не отбирали; мне грустно, — писал он в одном письме: — рукопись «Войны и мира» отнесли, больше нельзя поправлять, улучшать… Рассказ «Соня» переписывался двадцать девять раз! У гоголевских «Мертвых душ» было шесть вариантов (шесть лет работы). Много редакций было у «Ревизора» (шестнадцать лет труда). Гончаровский «Обрыв» сочинялся двадцать лет. А Достоевский писал племяннице, что в «Идиоте» не высказал и десятой доли того, что хотел сказать.
Ну вот… А то все Флобера да Флобера вспоминают, — который, действительно, по множеству раз переписывал каждую страницу своего текста…