ЗИНЗИВЕР № 2 (134), 2023

Софья РЭМ
Поэт, художник, член Союза писателей XXI века. Родилась в 1992 году в г. Иваново. Публиковалась как поэт в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», альманахе «Другие», газетах «Литературные известия», «Поэтоград». Автор нескольких книг. Лауреат премии газеты «Литературные известия» и премии журнала «Зинзивер» за 2016 год, Всероссийского конкурса-фестиваля литературного и художественного авангарда «Лапа Азора» в номинации «Тень звука» (визуальная поэзия), 2016.



ОН И ОНА
 
ЧУДОМ И ТРУДОМ

Цветы
Были созданы не для еды —
Как я и ты,
Как вулканы и льды.

Цветы заключают в себе цвета,
Умирает их красота,
Семена рассевая везде —
Вечной жизни тень на холсте.

Цветы,
Восставая из нищеты,
Одеваются, как монархи,
И питаются, как монахи.

Цветы созданы прежде нас,
Но для наших глаз,
И когда по полю пройдет спецназ
И помнет их взоры,

Я задумаюсь, не оборачиваясь,
Протянув к ним Лапу Азора:

Если вы
Таковы,
То какими задумал Он нас?



* * *

Нет, лестница не движется сама,
А эскалатор просто врет стоящим,
И все, что мне казалось настоящим, —
Необходимость взлета и письма.

Растает тайна всякого земного,
И будет грязь смываема водой,
И все, что есть святого и родного,
Останется со мной.

Цветут узлы и маячки вокзалов,
Но мне не вдоль, не вдлинь, а поперек.
Спасибо, жизнь, что сразу не сказала,
Что этот путь чудовищно далек.

Я б не пошел, а поезд не поехал,
Я б не взлетел, а самолет упал.
Я знал, что тяжело летать в доспехах,
Но кто без них летал?

Механик в спину мне кричал: «Успехов!»,
И в голосе его стучал металл.



* * *

Когда вдруг нахмурится небо беспечное,
Читают все птицы, как стихотворение:
— Владычество Его — владычество вечное;
Царство Его — из поколения в поколение.

Смиренно ползут животные и цари,
Когда небеса гневаются или плачут,
Все обитатели земли
Ничего не значат.

Птица, похожая на свирель,
Мотылька милует,
Подражай, говорит. Можешь ли?
Он поступает по воле Своей
С небесными силами
И обитателями земли.

Мошка мелкая говорит, глядя в глаза пауку,
И заяц — волку, белея мелом:
Никто не властен сдержать Его руку
Или сказать Ему: «Что Ты сделал?»

Ведь Он — Бог живой,
Вечно сущий;
Царство Его не погибнет,
И власти Его не будет конца.
Поэтому пой
Ему на воде и на суше,
В небесах и на льдине,
В свете его венца.

«Он избавляет и спасает;
Творит знамения и чудеса
На небесах и на земле.
Он избавил Даниила
От силы львов», —
Говорит собака, когда лает,
Пичуги, щебечущие в лесах,
Мышь в полевой траве
И все небесные силы,
Не имеющие грехов,
И мертвые из могилы,
Потомки тех пастухов,
И мы, живущие мимо
Звезд, небес и стихов.



* * *

Какая странная минута, ведь здесь не будет ничего,
Что ныне кажется как будто
милей всего.
Какой обман изобретает наш глупый разум взаперти,
И чем же мы пренебрегаем, мы, прах почти.
Все кажется, все только мнится, а взглянешь — нет его, а есть
То, что, казалось, может сбыться, гипотетически, как весть.
А то была одна благая и радостная весть. Она
Одна нужна, а все, что с краю,
Не стоит мира и вина.
Моя вода, вода живая, куда течешь из этих мест?
И обернется, утекая, и, как язык, покажет крест.



* * *

Реки текут, и эти реки стекают в Мордор.
Светится ртуть, и это свеченье лживо.
Дохлая муха, изюминка натюрморта
(Как все, что некогда было живо),
В центре холста, и ядерная весна
Ясна, как брошенные дома,
И, как скорлупа линяющего ума,
Не стоит выеденного яйца.

Земля, принимай своего бойца,
Мы вместе не навсегда.
Реки текут, и эта чудовищная вода
Ищет свои стада.



* * *

От ситуации цветения до ситуации побега
Проходит, будто жизнь растения, век человеческого рода.
От ситуации бессмертия до ситуации падения,
От ситуации доверия до ситуации исхода.

Когда исходишь, приближаешься к первоисточнику спасения,
Когда не узнаешь — трагедия, она так просто не ломается.
И для тебя опять предсказанный потоп – как средство вознесения,
Отрыва от земли. Как в яблоке, в нем вся история сжимается.

Я червь познания незнания. Я двухсторонний червь сомнения.
Чтобы ползти, я выбрал сторону, а кто не выбрал — не сдвигается.
И стороной моей безропотно проходит, будто жизнь растения,
Прохожий, и кидает яблоко. И яблоко не возвращается.



* * *

Когда все вечно проходили мимо,
И ДАЖЕ ГЛУПЫЙ ВИДЕЛ, ЧТО НЕ ТЕ,
Я рассуждал, всегда неумолимо,
О вечности и красоте.

Всегда о том, что красота не вечна,
Прекрасна вечность что, и никогда —
О том, как мимолетна, быстротечна
И страшно много значит красота.

Вдали вилась красивая дорога,
И шли по ней прохожие не те,
И портили, влачась несвязноного,
И мысли, и мечты о красоте.

Дорога в вечность уходила гладко,
Преображая призраки в тела,
И оставалось навсегда загадкой,
Какая мысль первою была —
О вечности, о красоте, о сути?
И я пошел, чтобы не портить вид.

Не дай мне говорить об абсолюте,
Но дай мне слышать, что он говорит.



* * *

После апостолов — почти ничего,
Скажите, правда ли стоит
Бояться конца историй?
Иль с трепетом ждать его.
Всю жизнь вычерчивать, как чертеж,
Но черти толкают руку,
Свободней черта полночный еж,
Не знающий про науку.
Свободней черта даже змея
Безногая, неуважаемая.
Свободней черта душа моя
В стране больших урожаев.
Копатель талантов, чертежник снов,
Осколок, ранивший Родину,
Один из последних ее сынов,
Куда мы с тобой уходим?
Мы души, текущие в пятку Ахилла,
Чтобы убить сомнения.
Имеющий веру в кратере мира
За секунду до наводнения
Встает на цыпочки — и живет,
И всем говорит, кто слышит:
Кто сам плывет — на дно упадет,
Кто верит и ждет — по воде пойдет,
Кто воду пьет — вообще идиот,
Кто песню поет — тот дышит.



* * *

Глаза должны быть строгими, иначе
Так много правил ничего не значат,
И принципами можно пренебречь.
Но жизнь идет. Идя, заносит меч,

А занося, наносит непременно —
И Родина, и мать в одном лице.
И, если под мечом стоять смиренно,
Тогда есть шанс узнать и об Отце.



* * *

Не понять так сразу: деньги кончаются или жизнь проходит.
Служил на Северном флоте.
Бил заразу.
Иначе не получается.

Играл Нептуна на Дне ВМФ, оказался на дне, всплыл
Из последних сил.
Она, овдовев,
Редко звонит родне.

Он и она — сказки про Нептуна.



* * *

Кипит ли в чайнике холодная вода,
Ты отвечаешь — нет.
Несет ли ласточка весну тебе в ответ,
Ты отвечаешь — да.
За все ответить — вечная страда,
Но ты не хочешь отвечать за это.
И потому бесчисленны стада
Твоих вопросов, жаждущих ответа.
«Не знаю, может быть», — ответ поэта.
Что ты спросил? Не помню. Ерунда.



* * *

Куда ни глянь — повсюду тайна,
Но даже если не смотреть,
Кругом лежит необычайно,
Таинственно, как жизнь и смерть,
Простая манна красноречия,
Которой говорит земля,
Трудом и сном увековечена,
Из вечной раны бытия.

Разгадывают тайну мертвые,
Которым поздно, а живые
Ползут под разными знаменами
Под транспаранты вековые,
Где войско ангельского звания
Над всяким верным простирает
Свое единственное знаменье,
И большей силы не бывает.

От глаз сокрыто слишком многое —
Бог, будущее, бесконечность,
Но знамя нам затылки трогает
Таинственно и безупречно.
И мы хотим, чтоб было вечностью
Неощутимое для глаза —
Неповторимое Отечество
Под стягами Его спецназа.



* * *

Спеши, спеши. Его оружие
Страшней наружности его.
Не удивляйся. Мало нужно
От нас хозяину всего,
А князю мира нужно многое —
Поэтому спеши, спеши,
Как будто существо безногое,
Идущее со дна души.

Лицом к лицу нет сил надеяться,
Поэтому беги, беги,
Как солнце бегает по деревцу
От тропиков и до тайги.
Не принимай подарков, пахнущих
Грехом и серой пополам.
Не верь той музыке, ведь так еще
Никто не бил по куполам.

Беги без слуха и без голоса,
Но — будет нужно — встань и стой,
Стой так, чтоб видели из космоса
Не одного, а ратный строй.
Когда понадобится выстрелить —
Не вспоминай Содом, но дом.

А после спросят: как он выстоял?
И скажут: чудом и трудом.



* * *

В кабине пилота сидит самолет,
Живет самолет-душа,
И залпом она разбивает аккорд
О звездную тень ковша.
Пилота душа фантомно болит,
Пилот душе говорит:
Пусть насмерть я снарядом подбит,
Но мой самолет летит.
Внутри самолета родной погост
И белый, в ромашку, луг,
И злым половодьем сметенный мост,
И север страны, и юг,
И дальних, и ближних портретный строй,
Труды их усталых рук,
И прадед-герой, и другой — герой,
И весел геройский внук.
Внутри у него летит самолет,
Снаружи его — броня,
И он направляет и целит в борт
Вечный пламень огня.
Так пусть Россия продолжит жить,
Когда закончится жуть,
И павшие будут ее сторожить,
Границы ее и путь.



* * *

Каждый мастер — узора, резца, топора – знает истины этой слова:
Архитектор собора святого Петра — архитектор святого Петра.
В каждой букве немой куполов, витража — величание и похвала,
Если только увидишь, как мира душа строит свет от угла до угла.

Мы — колонны и нефы, мы — кариатид и титанов молитвенный сгиб,
И под куполом вечен сияющий гид, даже если он ядерный гриб.
Мы здесь насмерть стоим, но — случись — упадем,
                                                                                          разбиваясь о мраморный пол,
И останется купол в пространстве времен, потолок наш и Бога престол.

Созидая собор, созидаешь себя по подобию. Разницы нет.
Выходя на простор, высекаешь, скорбя, лик Адама как автопортрет,
Но однажды художник выходит на след, на огромный и мраморный плац,
Потому что есть свет, превышающий свет, и закон, недоступный для глаз.