ЗИНЗИВЕР № 5 (25), 2011

Переводы



ДЖЕЙМС МЕРИЛЛ
Джеймс Меррилл (1928–1995). Принадлежит к поколению поэтов, рожденных в двадцатых годах прошлого века. Джеймс Меррилл окончил Амхертский колледж, защитил диплом по Прусту, путешествовал по Европе. В дальнейшем жил в США. К 1970-м годам Меррилл был признан одним из лучших американских поэтов, к концу жизни — почти классиком.



АНГЕЛ

Над моим столом, трепеща крыльями, сама важность
(хотя и не больше колибри),
в тонко вытканной тунике школы Ван Эйка,
парит вполне ангельский посетитель.
Один его перст указует в окно,
в самое сердце зимы,
с ее хрустальной пустотой, с дымкой,
окутавшей дома и людей, бегущих прочь
от холодного солнца, присевшего в море;
другим —
он указует на фортепьяно,
где раскрыты ноты Сарабанды №1 на пассаже,
которым мне никогда не овладеть,
хотя он без труда овладел мной.
Ангел открывает уста, словно хочет сказать или пропеть:
«Творя мир, Господь, между прочим,
сотворил и эту музыку Сатр,
все вы — неясный промельк, только целое,
сияющее и вожделенное,
достойно хвалы, достойно преклонения,
что ты сидишь здесь со своей тетрадкой?
что возомнил ты о своих деяниях?»,
но не произносит ни звука — мудро: я мог бы отметить
промахи в Божьем творении, как и в твореньи Сати; и кстати,
с чего это, походя, он полюбил Сати?
Поддразнивая его, я погружаюсь в свою писанину,
все запутано там, все странно бессвязно!
Крошечный ангел сурово трясет головой.
Сколь безулыбчив его круглый, нежный лик.
Он не хочет простить мне и нескольких путаных строк.



ЧАРЛЬЗ В ОГНЕ

Уютным вечером у нас велась беседа
о внешности. Мы согласились,
что красота по-прежнему в цене
(поверхность побеждает в нашей жизни
среди водоворотов и камней),
как вдруг, один из нас, ворчливо вставил:
«Без интеллекта и души, дружище,
мы сгинем напрочь». Ничего не оставалось,
как согласиться с этим постулатом.
Трудяга Чарльз принес свои закуски,
затем в миниатюрные бокалы
налил янтарный пунш и всем раздал.
«Послушайте, — сказал все тот же парень, —
в Париже это делают вот так!»,
и он поджег бокал в руке у Чарльза.
Прекрасным голубым свеченьем
пунш занялся. В глубокой тишине
раздался хруст стекла. Стекало пламя,
как принц, ступающий с хрустальной колесницы.
Рабыня духов, чарльзова рука
обволокнулась вмиг перчаткой жути.
Понадобился легкий взмах, пока
все снова стало плотью. «А, по сути,
все чушь», — воскликнул потрясенный Чарльз,
вглядевшись в зеркало. Там был все тот же Чарльз.
Он выпил вмиг и сгинул среди нас.