ЗИНЗИВЕР № 10 (30), 2011

Критика


Собрание сочинений. —
Антология современной поэзии
Санкт-Петербурга / Сост. Д. Григорьев, В. Земских,
А. Мирзаев, С. Чубукин. — СПб.: Лимбус Пресс.
Т. 1. Стихотворения 2009 года, 2010;
Т. 2. Стихотворения 2010 года, 2011.

Книга «Собрание сочинений» прочитывается сразу на нескольких уровнях: это и срез современной петербургской поэзии с характерными для нее загадочностью, интравертностью и эскапизмом, и прогулка по Северной Пальмире, обещающая острые экзистенциальные удовольствия от терпкой смеси метео-, хомо- и архитектурного слоев. Но, прежде всего, это чудесная возможность нового видения города глазами составителей, которые остановили мгновенье, сфокусировав время и пространство на миг в одной точке обзора: «Поэзия Петербурга — 2009, 2010».
И если раньше каждый знал «Петербург Пушкина, Достоевского, Блока»... то теперь перед нами открылся «Петербург Мирзаева, Земских, Григорьева и Чубукина».
Тем не менее, со свойственным читателю эгоизмом, я не смогла не преломить новые горизонты видения города в перспективе собственной оптики, прочитав книгу поэзии Петербурга как травелог по (не)известным траекториям города.
Если открыть «Собрание сочинений» как Город, как «модель» города, это может привести к стагнации книги. Составители задали параметры: единство времени, пространства и действия, но их книги начали самостоятельно развиваться — и доказательства тому — отклонения от заданных норм, раскрывающие внутреннюю динамику поэтического материала и формы его объединения. Так, помимо стихов, написанных в 2009 и 2010 гг., в петербургский (вне)временной контекст включены неопубликованная поэма Сосноры «Мои никогда» 1972 г. (I том) и разделы — в обоих томах — In memoriam: памяти Виктора Кривулина, Елены Шварц, Константина Крикунова, Бориса Кудрякова, Александра Миронова и Михаила Кондратьева. Время из кормчего стало элементом поэтической грамматики, задающим вектор движения книгам, но освобождающим поэтов от темпоральных вериг. О таком «Большом взрыве» Вселенной, молекул и слова писала Елена Шварц:

покуда Вселенная достигнув предела
не закатится в точку опять,
пока электронный саван — тело,
зачем она сияла, пела
нам не узнать

одно хорошо — в ней повсюду есть выходы,
столько их, что по сути,
Все скользит из космической мути
И весь Космос — огромный Исход.
И ведет
Всю Вселенную
В Точку нетленную.
В огненном облаке невидимый Моисей

Витальность, бурное жизнетворчество двух томов бьет ключом с первых строк I тома: «Собрание сочинений» обещает развиваться динамично и нас ожидают еще 3 (а, возможно, и больше!) книги. Динамичность проекта готовит преданным читателям бесценный дар сотворчества: впереди еще полпути — и, кто был читателем, тот может стать соавтором. Сами составители называют свой антологический проект «общим Домом», в котором каждый поэт представлен объемной подборкой стихотворений, способной вместить особенности стиля и картины мира (в противоположность изданиям формата «братская могила», исчисляемые сотнями участники которых имеют «лица необщее выражение»).
Образ Книги как Дома, Города культурно-архитектурным ансамблем прорисовывается изначально. Книга, распахиваясь, врывается в руки читателя осенним листом на ветру, прозрачный силуэт которого очерчивается в проекции нескольких измерений: это и путеводная метафизическая карта, и градостроительный план Санкт-Петербурга с композицией из трех главных лучей (Вознесенский проспект, Гороховая улица и Невский проспект), и, при более детальном рассмотрении, коллаж с тысячами домов, окон, лиц, листов, строк...
Продолжая архитектурную метафору, можно прогуляться по Городу-Книге по горизонтали, обнаружив отмеченную Ю. М. Лотманом «антиномию воды и камня» в названиях-строках частей книг: «Реки, которые нас уносят...», «В пене балтийского вскипающего межречья...» и в стихах поэтов. В тексте «Камень-ножницы-бумага» Дмитрия Григорьева слово, пройдя все три эмпирических стадии цикла, остается свободным от грамматических и временных оков, обретая онтологическую вне-материальность. Эстетика монтажа, использованная поэтом — синхронность и фрагментарность действий — открывает не-линейность времени, целостность и цикличность восприятия:

«Камень побеждает ножницы,
но проигрывает бумаге».
Стоят двое
и на счет три взмахивают руками.

Петух прокричал,
и одному из них скоро подниматься
с тяжелой ношей
на самую вершину,

а другому — комкать слова,
оборачивать ими камень...

«Петербургский текст» (согласно В. Н. Топорову) неизбежно низвергает/устремляет читателя по вертикали. Ойкумена и terra incognita открываются низринутому читателю в тексте Арсена Мирзаева «Подземка». Это погружение не в топографически обозначенное место, но восхождение к пренатальной стадии бытия, к некой аутентичной форме жизни — до физических и психосоматических реакций, в пространство мучительного воспоминания утраченного, находящегося за пределами времени:

(инструкция для пассажира
на случай встречи
с другим пассажиром)

если среди пассажиров
вы увидели человека
с белой тростью
и безумной тоской во взоре —
помогите ему:
это инвалид прозрения
он утонет в нирване

если среди пассажиров
вы увидели человека
с обглоданной костью
и отчаяньем в томных очах —
задумайтесь
прежде чем кинуть другую:
духовный голод неутолим

<...>

если среди пассажиров
вы увидели человека
в образе человека —
не верьте ему:
он может оказаться
человекоподобием...

(впрочем
кто знает
как выглядит человек
на самом деле)

Другой вектор вертикали открывается в стихотворении Валерия Земских «Девять десятых пути», пройденных к самому себе. Самоидентификация становится направлением, целью и методом восхождения поэта. Настигающее, вездесущее присутствие энтропии времени и вериг пространства преодолевается Валерием Земских в тексте, звучащем как заклинание, как мантра и дарующим мгновенную экстатическую возможность преодоления статичных форм:

Девять десятых пути
Не приблизились
Утро
Озноб
Шум ласковый
Ласковый шум машин
Неторопливо вползает вместе с ветром
Буши
По спине шуршит
По спине
Доедем
Скоро доедем
По ступенькам вниз
И зажмурился
Черный шарф на шее
Нет
Все-таки нет
Захлопнул дверь
Частокол
Белые пятна в закрытых глазах
Шелуха
Весь в шелухе
Задохнуться
Все пройдет
Все пройдет
Снова распахнуть
Посмотреть вниз
Скрючиться в нигде
Пережеванный творог неба
Свобода в сетях
Что-нибудь
Что-нибудь
Кто

Поэтические искания дома как выход за пределы физической и культурной стагнации звучат в тексте Александра Миронова. Дорога к дому оборачивается не нахождением какого-то конкретного дома с номером-головоломкой, но путешествием к себе, интроспекцией:

...А где мой дом, склероз-эклер проклятый!
Двенадцать, восемь, пять. О нумеролог,
скажи, что это значит? Пять плюс три
и будет восемь, и оно равно семи и одному.
Ах, вот о чем? Опять один как перст,
И снова тяжело. Но хорошо, пожалуй.
Да, хватит мистики. Мне снова тяжело,
и на душе легко, приятно стало.

Другой модус пути домой по изгнанническо-паломническому маршруту проходит Ирина Моисеева — на распутье времени и пространства, в странном странствии (духовная эмиграция):

Над каждым цветком обмирая,
Иду в благодати немой...
Не нас изгоняют из рая,
А мы уезжаем домой.

Проект «Собрание сочинений» поэтов Петербурга как путешествие по проспектам Петербурга и погружение вглубь современного культурного контекста только начинается. Антология позволяет выйти за пределы эмпирического времени-пространства и — где бы не находился читатель, — подобно порталу, открывает возможность осознать себя здесь-и-сейчас — в Петербурге никому не ведомого (давным-давно прожитого? затерявшегося в будущем?) года.

Ольга СОКОЛОВА,
докторант МГПУ (Томск — Москва)