ЗИНЗИВЕР № 1 (33), 2012

Критика


Ольга Славникова. Легкая голова. — М.: АСТ: Астрель, 2011

Среди прочитанных мною в 2011 году произведений современной прозы особняком стоит новый роман букеровского лауреата Ольги Славниковой «Легкая голова».
Это, на мой взгляд, пример произведения, у которого результат превысил замысел. Впрочем, похоже, что Ольга Славникова нарочно загадала читателю загадку: что было «сердцем» замысла ее романа, той песчинкой, из которой родилась жемчужина? На первый взгляд, «Легкая голова» — образчик довольно популярного сегодня социального абсурда с отчетливым политическим «амбре», нечто вроде памфлета, нацеленного острием на правила и методы известных государственных структур. Но с тем же правом можно сказать, что «Легкая голова» — пример еще более популярного сегодня «городского романа», развивающего тему житья и выживания провинциала в столице, весьма психологичного, откровенного и натуралистичного, чтобы не сказать «черного». Эта книга напоминала бы о «новом реализме», не к ночи он будь помянут, не будь в ней столь зашкаливающего содержания социальной фантастики. Но полностью перевести этот роман в разряд фантасмагорий мешает убедительность и тщательная прорисовка деталей, «привязывающих» роман к земле, к житейской правде, многими крепкими нитями.
Что ж, писателю позволительно интриговать читателя, запутывать его в трех (и даже более) соснах своей идеи. Имела ли в виду писательница создать очередную «человеческую комедию», либо развернутую политическую сатиру, либо масштабную притчу, — но ее роман включает то, и другое, и третье, и невозможно вычленить какую-либо магистральную сюжетную линию, как и лейтмотивный смысл. Евгения Риц в своей рецензии на этот роман на «OpenSpace.ru» http://www.openspace.ru/literature/events/details/18402/?expand=yes#expand прямо называет «Легкую голову»: «Роман идей в беллетристической упаковке: свобода совести и свобода выбора — единственные безусловные ценности, вокруг которых выстраиваются все остальные». Признаться, толкование в контексте «романа идей» и мне ближе.
Суть «Легкой головы» в том, что «обыкновенному» пиар-менеджеру, хваткому провинциалу, цепляющемуся за Москву всеми конечностями, некий «Государственный Особый отдел по социальному прогнозированию» доводит жуткую информацию: он является Объектом Альфа, от которого зависит дальнейший ход истории человечества. И должен покончить с собой выстрелом в голову («подвижность», легкость, космичность которой и сам Максим Т. Ермаков ощущает), чтобы спасти человечество от волны катаклизмов. Но Максим Т. Ермаков человек далеко не глупый (иначе не получил бы образования, не закончил бы столичный вуз и не стал бы успешным и высокооплачиваемым работником «креативной» сферы) и далеко не романтичный. «...В легкой голове его, как бы не имеющей физических границ, постепенно прояснилась истина, что дела его не плохи, а, наоборот, хороши. Потому что выше прав человека, защищаемых серьезными международными организациями, встали в новейшем времени Права Индивида Обыкновенного. Из многочисленных месседжей, исходящих как будто из разных источников, у Максима Т. Ермакова суммировалось понятие, что заданная Достоевским русская дилемма — миру провалиться или мне чаю не пить — решается сегодня однозначно в пользу чая». Иными словами, пожертвовать собой на благо человечества — не для него! Что собой! Даже единым из привычных благ — пижонским костюмом, очередной премией, часом свободного времени — Максим Т. Ермаков (все время называемый этим пышным именем, в насмешку над принятой в среде менеджеров формой подписи и отчасти в насмешку над гниловатым «величеством» самого Ермакова, ибо многосоставная конструкция выглядит как тронное имя короля) пожертвовать не согласен. По ходу романа выяснится, что таким же самодостаточным и практичным характером обладал дедушка Максима Т. Ермакова, деда Валера, большой склочник и выжига, если начистоту. Но дед Валера не только выжил в гигантской мясорубке СССР 30-х годов, при том, что с общими требованиями не считался, но еще и спас от возможных репрессий свою жену — из «бывших». Образ передовика производства, стахановца, называющего вещи своими именами, лепящего, что думает, и о строе, и о партии, и о законе, отказавшегося вступить в КПСС — поразителен по сочетанию силы и сарказма. Неуживчивые гены деда Валеры «в полный рост» проявились в его внуке. Не говоря уж о том, что в трудную минуту сам дед Валера пришел ему на помощь. Пришел в буквальном смысле — старик в начавшем истлевать пиджаке сидел напротив внука и вел с ним долгие беседы, уча уму-разуму, будучи, конечно, невидим другим...
Но еще до чудесного явления деда Валеры Максим Т. Ермаков посылает по известному адресу пару сотрудников Государственного Особого отдела, взявших его в разработку. А те оставляют ему пистолет: поразмыслите, мол, на досуге, если надумаете, так сюда наставляете, сюда нажимаете... Максим не хочет об этом и думать.
Вскоре после первого отказа Максима Т. Ермакова начинаются повальные катастрофы: взрывы торговых центров, падения самолетов, обрушения зданий... Естественно, в конце романа лишь подтверждается то, что читатели уже давно поняли: катаклизмы инспирирует вышеупомянутый Особый отдел. Параллельно с общественными трагедиями начинается травля Максима Т. Ермакова согражданами: кто-то «вбросил» в массы информацию, что именно от него зависит прекратить череду драм, и вокруг дома героя выстраиваются пикеты, в Интернете появляется игра-«стрелялка» с главным персонажем, которого необходимо убить — один в один Максим Т. Ермаков, — а в подъезде его дома занимают вечный пост безликие товарищи в штатском. Так весь последующий роман Максим Т. Ермаков противится разнообразнейшему «давлению», психическому и физическому. Но противится успешно! Его прекрасное качество — атрофия совести — позволяет переносить общественное «порицание» довольно хладнокровно. Только ему жаль имущества, которое страдает: то его всяким гнильем закидают, испортив офисный костюм, то его гардероб квартирная хозяйка, тоже, безусловно, находящаяся под «колпаком», в окно выкинет, чтобы заставить жильца поскорее съехать...
Максим Т. Ермаков «проигрывает» только тогда, когда допускает в свое холодное сердце человеческое чувство. Вроде бы даже против воли он жалеет секретаршу из своей конторы, одинокую мать, чей ребенок умирает от болезни (это, злорадно сообщают ему на первых же страницах романа, одна из жертв, которые произойдут от того, что его «легкая голова» травмирует гравитационное поле). Постепенно жалость сменяется любовью. Самой настоящей, страстной и безоглядной. Ведь и деда Валера любил свою жену Полину... Но любовная линия в «Легкой голове» какая-то «боковая». Удивительная, даже невероятная, в свете цинизма Максима Т. Ермакова, любовь его к жене нужна в книге, кажется, лишь затем, чтобы использовать ее как еще один инструмент Особого отдела. Маленькая Люся (так ее пренебрежительно звали коллеги по работе и ласково — Максим Т. Ермаков) гибнет во время взрыва в метро, который Особый отдел «передвинул» на четыре месяца, отчаявшись найти другое средство повлиять на «легкую голову». После ее кончины Максиму Т. Ермакову сообщают, что произошла ошибка, его голова вполне среднестатистическая, простите, мол, и живите дальше! Как будто ничего и не было. Этого откровения, превратившего гибель единственного родного Максиму Т. Ермакову человека в нелепость, герой вынести не может. Берется за пистолет и совершает то, чего от него безнадежно добивался зловещий Отдел. Получается, что любовь — совершенный инструмент воздействия, ибо подвела, в конце концов, к нужному результату.
В финале романа сотрудники Особого отдела благодушно обсуждают, как трудно было работать с Максимом Т. Ермаковым, и как теперь все будет хорошо. Кстати, оказывается, при другом стечении неких «баз», он стал бы Героем Советского Союза, — информирует один. «А по мне, так обыкновенная сволочь», — морщится другой. Это противоречие не двух точек зрения на одну и ту же фигуру — это противоречие всего романа. О ком, о чем же он? О герое, отстаивающем свое право на мирную и комфортную обывательскую жизнь, гори все вокруг синим пламенем? Или о сволочи, забывшей честь и братскую любовь к человечеству?.. Или о противостоянии одной безнравственности — другой? Ведь методы, которыми Особый отдел (название уж очень не случайное!) добивается самоубийства Ермакова, не просто бесчестные, но и оставляют слишком уж много «щепок» в виде ни в чем не повинных погибших...
Или о безнравственности всего человечества, утратившего высокие ценностные ориентиры? Максим Т. Ермаков открыто заявляет своим преследователям: «Вот я пытаюсь представить своих знакомых, как они, значит, жертвуют собой, — и, вообразите, ни с одним не получается. А я, между прочим, знаю в Москве сотни людей. Умных, креативных, умеющих зарабатывать. И что, все они ненормальные? Неправильные? Если уж вам важна апелляция к народу — то народ вот такой. Такой, как я». И с этой правдой нельзя не согласиться, не кривя душой. Речь тут уже не об одном герое, созданном воображением писателя — речь о нашем современнике. Поэтому роман в конце концов начинает походить на притчу. В ней есть типичный для притчи условный «заданный» конфликт. Нет — всего ничего — ярко выраженной морали. Какая из двух отвратительных противоборствующих сил более права, сказать невозможно (кстати, как и дать гарантию, что эксперименты Особого отдела над людьми прекратятся с суицидом Максима Т. Ермакова!). Хотя ближе к финалу читатель невольно становится на сторону Максима Т. Ермакова, забыв, что персонаж он поначалу был крайне малоприятный...
Поэтому мне представляется, что «эффект» в том числе социальный, от «Легкой головы» превышает замысел автора и дает этой книге шанс на долгую жизнь. Увы, ее пролонгированная актуальность обеспечена не только литературными качествами, но и особенностями общества и государства, в котором этот роман написан. Но даже если (ну, вдруг!) перестанет быть актуальной российская социальная сатира, утомят эсхатологические ожидания, настанет в нашей стране Золотой век, в романе Ольги Славниковой останется главное — выбор свободы личности, выбор ценности единой человеческой жизни. Этим вовсе не абстрактным гуманизмом «Легкая голова» восходит к истине о невозможности построить прекрасное здание на крови одного младенца.

Елена САФРОНОВА