ЗИНЗИВЕР № 3 (35), 2012

Поэзия


Вячеслав ХОВАНОВ
Поэт. Родился в 1968 году в Ленинграде. Высшее образование начал на физическом факультете Ленинградского университета, продолжил на филологическом, а завершил на факультете технической кибернетики Политеха. На жизнь зарабатывает программированием. Публиковался в сетевых и бумажных периодических изданиях, а также в коллективных сборниках. Автор двух поэтических книг — «Недописанный пейзаж» (1994 г.) и «Очаг на холсте» (2009 г.). Участвовал во многих сетевых проектах, самый значимый и удачный из них — «Присутствие» (литературный альманах традиционного авангарда). Живет в Санкт-Петербурге.



ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ

Очнешься в третьем классе, забудешь о себе —
Соломинка на платье, кровинка на губе...
                                                      В. Зельченко


Однажды ткнув перстом
                                 в проплешину на карте,
Опомнишься потом
                                 на боковой плацкарте,
Под храп и перегар,
                                 и смутные огни.
Но память не отдаст
                                 того, что было между.
И, дабы грешный аз
                                 простился враз с надеждой,
Из душной полутьмы
                                 сгустится проводник.

Текучий, словно нить,
                                 железный, как дорога,
Предложит предъявить,
                                 торжественно и строго.
И вылупится мысль
                                 в трезвеющем мозгу —
Мол, кто бы оценил
                                 пронзительность момента —
Ведь нет ни денег, ни,
                                 конечно, документов,
И в треснувшем окне
                                 не видно даже згу.

Фольклорная сума
                                 нахлынула, как морок.
Жизнь катится сама,
                                 лишенная подпорок.
Все глубже вакуум,
                                 правдоподобней бред.
Из тамбура дотла
                                 откачан свет и воздух.
Бесцветные тела
                                 в ладонях греют звезды
Уже не вредных для
                                 здоровья сигарет...



Рождество

Мы любим спать во сне. Мы наблюдаем,
Как зрелый снег лежит, неподметаем,
Как он летает, словно сон во сне,
И на окне, молочном от мороза,
Не Дед, но Санта, тучный и тверезый,
Рисует что-то дужкой от пенсне.

Мы спим во сне. А в дальнем Вифлееме
Взошла звезда, и правильное время
Отсчитывают новые часы —
На стенке, на запястье, в изголовье,
Под гравировкой «от родных с любовью»
И в мине у нейтральной полосы.

Я сплю во сне, и мне все чаще снится,
Как турбореактивная синица
Испепеляет журавлиный клин.
Я просыпаюсь с криком, но снаружи —
Все тот же сон. Вполне могло быть хуже.
Об этом, впрочем, пел какой-то «Сплин».

Не спи, ковбой. Рождественские грезы —
Опасны. От морозного наркоза
Так просто не проснуться никогда.
Но тикают часы, звезда мерцает,
А за окном — лишь скорбный смех творца и
До хруста затвердевшая вода...



Ладога II
(зеркало для героя)


Здесь, на краю земли,
                     где поют корабли,
Рыжие сосны
                     питаются голым камнем,
Рыбы ходят вблизи,
                     тюлени — вдали,
Я понимаю вдруг —
                     она велика мне,

Эта вода и эта,
                     кстати, земля —
Не уместить в горсти,
                     не окинуть глазом.
Сердца эмаль скобля,
                     как Эмиль Золя,
Трепетный разум

Просит чего попроще —
                     четыре стены
Промежду дном и крышкой,
                     круги, квадраты.
Но геометрия
                     бьющей о борт волны —
Ладожский атом —

Необъяснима.
                     Вот и учись дышать,
Не разлагая состава того,
                     чем дышишь, —
Окунь ли кормится
                     молодью в камышах,
Порскают мыши,

Ветер ли сдунет
                     безвольную прядь со лба —
Вечную воду
                     слабыми веслами роя,
Единосущен будь,
                     как здешний гранит, как судьба —
Зеркало для героя.



* * *


Любитель восклицать: «О времена!
                                 О нравы!» —
скакал, привстав на стременах,
                                 в дубравы,
там спешившись и дав коню
                                 свободы,
слагал сатиры, но отнюдь
                                 не оды.

Что ж, я могу его понять —
                                 обрыдло.
Кругом — глухие ебеня
                                 и быдло.
Сейчас махнуть бы, а пропо,
                                 в столицу —
Позвать друзей-гусар опо-
                                 хмелиться.

Я тоже мог бы возопить —
                                 доколе
мы будем мямлить и тупить
                                 в футболе!
Потом забраться на коня,
                                 взять вилы...
Вот только нету у меня
                                 кобылы...



Демобилизация

Чтобы стоять, я должен держаться корней
                                                 Б. Гребенщиков


Не в понедельник — во вторник, но жизнь началась.
После обеда.
Кончились деньги — отключат мобильную связь,
Стало быть, в среду.

Сколько же можно в трубку мычать —
М-милая, где ты?
Все — расписался, поставил печать:
Я не приеду.

Не по годам — бегать в хвосте
Суетной стаи.
Хлеб — на столе, кровь — на листе.
Хватит — врастаю.



Год быка

Нам пережить бы год бы как бы этот,
Покуда гной сойдет на перегной.
Зане зима не многим хуже лета.
Поговори хотя бы ты со мной
Седьмой струной...

Бодаться нечем — все поотшибало.
Меняем имидж на «тореадор».
С утра штормит на восемь с чем-то баллов,
Глаза красны, как, скажем, помидор.
Но в них — задор.

Кабы не календарь копытом роя,
Не раздувались ноздри и бока:
Страна не может жить без геморроя —
То день сурка, то целый век сурка...
За сим — пока.



* * *

Писать о том, о чем писать, —
Не подобает старцу...
                     В. Лейкин


Лето — как бы для отдыха.
                                 Весну — блажишь.
Осень — работаешь,
                     строишь семью и планы.
Да и зимой стиха не напишешь —
                                                        шиш!
Зиму проводишь в спячке,
                                 почти в нирване.

Вот и вопрос: а раньше-то как же?
                                                                    Где,
В чем вызревала текста
                                 тугая завязь?
Вот и берешь ржавые вилы,
                     и мрачно идешь к воде,
Жуя к себе, молодому,
                     смертельную зависть...