ЗИНЗИВЕР № 11 (43), 2012

Проза


Людмила Коль
Прозаик, издатель и главный редактор финляндского историко-культурного и литературного журнала на русском языке «LiteraruS-Литературное слово», член Союза писателей Москвы, Общества Финляндия-Россия, Всемирной Ассоциации русской прессы (ВАРП), представитель Международной федерации русскоязычных писателей (МФРП) в Финляндии. Автор многих книг и публикаций. Живет в Хельсинки.



Встреча с Лениным

Неаполитанский дневник


«Ежедневная угроза разрушения повлияла на образ жизни и привычки неаполитанцев».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

В Риме выходим на терминал Т3.
Встреча. Итальянцы русского и местного происхождения. Знакомство. Улыбки. Информация:
— Мы приготовили для вас сюрприз, поэтому не обедайте: в Неаполе мы повезем вас сначала в ресторан.
— А в гостиницу — потом?
— Да, сначала — ресторан, так мы решили.
— И в котором часу обед?
— Как только приедем в Неаполь.
— А когда мы приедем в Неаполь?
— Ну вот считайте: автобус в час, два часа в пути. Ну, может, два с половиной. И потом обед. А сейчас можете погулять до двенадцати сорока пяти. Отправление прямо перед терминалом.
Улыбка. Кивок головой.

На часах десять сорок.
— Итак, ребята, сначала идем в кафе и как следует подкрепимся.
Толкучка перед стойкой.
— Вот там оплатите, потом получите, — показывают в другую сторону.
Бутерброд, кофе с булочкой. С соседнего столика летит на пол бутылка и разбивается на мелкие кусочки около наших ног. Уборщица лениво подбирает крупные осколки.
Туалет, бутики. Время, тем не менее, движется.
Двенадцать сорок пять.
У терминала никого. Автобуса тоже не видно. Распорядитель мелькает где-то вдали у места выхода пассажиров.
Час дня. По-прежнему никого.
Час тридцать. Появляются коллеги, которые только что прилетели.
Знакомство. Улыбки.
Вопрос:
— Где посадка?
Ответ:
— Сказали: здесь.
Стоим. Ждем.
Час сорок.
Вопрос:
— А где же автобус?
Остается без ответа.
Вдруг головы поворачиваются куда-то в сторону и пробегает «слух»:
— Посадка — там!
— Где?
— Сказали — там!
Громыхание колес чемоданов.
— Где — там?!
— Ну, где-то, смотрите, куда идут организаторы.
Автобус, лениво объезжая другие, движется прямо на нас и проезжает далеко вперед.
Бежим за ним, рискуя попасть под колеса.
Чемоданы засунуты в багажник, все расселись. Отправляемся. На часах без десяти два.
— Если два часа в пути, хорошо, что поели. Представляете, когда приедем?
— В четыре.
— Да. А в восемь — уже ужин. И нужно поселиться, и разложиться, и переодеться…

Автобус идет на скорости. И в Неаполе мы в семнадцать ноль-ноль. Автобус кружит по узким улочкам почти без тротуаров, пробираясь впритирку к другим автобусам.
Высаживаемся, проходим вперед, прямо по мостовой, увертываясь от машин и глазея на забитые покупателями лавки, где продают специи, висят живописно-красные связки перца, на полках аккуратно разложены пакетики с сухофруктами.
— Обязательно нужно будет купить лимончелло, — заметки по ходу.
Входим в пиццерию «Россо Помодоро» («Красный помидор») — что и есть «ресторан».
Рассаживаемся в трех залах. Ждем. На часах семнадцать тридцать.
— Какую пиццу вам приготовить? — вежливо старший официант. — Неаполь — родина «Маргериты». Я вам очень советую.
Заказываем «Маргериту».
Ждем. Кто-то начинает возмущаться порядками «в этом “розовом помидоре”».
На тарелочках приносят кругленькую лепешечку, намазанную свежим томатом и украшенную одним зелененьким листиком базилика.
— Как называется это блюдо?
— Пицца.
— Это и есть «Маргерита»?
— Нет-нет, это — закуска. «Маргерита» будет потом.
— Тапас, — комментирует кто-то, знаток, видимо, испанских ресторанов.
Пробуем. Жуем. Ждем.
На часах ровно шесть.
— Когда же обед? Ровно в восемь у нас должен быть ужин! — вопрос к сопровождающему нас.
Ответ сопровождающего нас:
— Они готовят.
— Но вы ведь, наверное, заранее должны были предупредить их о нашем приезде!
— Я не организатор, я только сопровождающий.
— А где организаторы?
— Они встречают других.
— Нет, ну что же это такое?! В соседнем зале уже едят, а мы все ждем и ждем! Посмотрите, который час!
— Понимаете, старший официант говорит, что они могут одновременно сделать только четыре пиццы.
— Только четыре?! Так когда же будут готовы все пятьдесят?!
Старший официант, не понимая, в чем дело, начинает волноваться и сильно жестикулировать по-итальянски.
— Нет, ребята, уходим! Время — седьмой час!
Старший официант продолжает сильно жестикулировать.
Сопровождающий нас, усмиряя его жестикуляцию:
— Он сказал, что скоро все будет готово.
— Нет, ребята, уходим!
Встаем.
— Подождите, не уходите, как же обед?..
— Пошли! У нас есть свобода выбора, в Италии демократия.
— Подождите! Пиццу скоро принесут! Она уже почти готова!
— Как идти в гостиницу, узнали?
— Ай, да что с ними разговаривать. Сказали: рядом. Спросим по дороге.
По дороге карабинер указывает рукой: прямо и прямо.
Идем. Прямо и прямо. Прямо и прямо.
Наконец.
Ресепшен. Ключ от комнаты.
— Вот эту бумагу вам нужно заполнить: фамилия, секция, в которой вы будете участвовать…
— Хорошо, завтра, можно?
— Нет-нет, обязательно сегодня.
Уф! После дороги… Хочется далеко послать.
Чемодан наверху. В окне — только море и остров, на котором замок дель Ово. Мягкое золото вечернего солнца. Успеть бы принять душ и переодеться.

Внизу уже собрались.
— Где ужин?
— В ресторане «Густо-Густо». Сказали: направо, рядом.
Выходим. Направо. Рядом — рестораны. Цепочкой. Идем и читаем названия. Идем и читаем.
— Но сказали: рядом. Где — рядом? Мы прошли уже всю улицу.
Идем обратно. Вдоль парапета набережной — парочки. То ли целуются, то ли что-то… Без опыта не определишь.
— Вон там кто-то из наших.
— Слушайте! А где «Густо-Густо»?
— Тут.
— Как — тут? Здесь же «Антонио-Антонио»!
— Так это и есть «Густо-Густо»!
— Но написано…
— Это одно и то же.
Входим. Пустые столики. Тянет тут же сесть. Итальянскими жестами показывают, что садиться нельзя.
У стойки толпа — не протолкнешься. Хватают на тарелки моцареллу и какие-то шарики.
Тоже хватаем. От глотка белого вина тут же начинает кружиться голова, левая нога идет вправо, правая — влево.
Притуливаемся где-то с краю крошечного столика, за которым так же притулились уже пять человек.
— Это — все?
— На ночь много есть — вредно.
— Я, кажется, жалею о несъеденной «Маргерите».

«…Назначенные встречи не начинаются вовремя, причем задержка может составлять не только минуты, но и часы…»
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

Восемь утра.
Стоим. Ждем.
В девять назначена встреча со «значительным лицом».
Восемь пятьдесят.
Идем. Кастель дель Ово — напротив гостиницы. Входим в зал конференции.
Сидим. Ждем.
9.30.
Вопрос присутствующим:
— Будем начинать или будем ждать?
«Значительное лицо», говорят, стоит в пробке. Дебаты по поводу начала.
Терпеливо ждем.
Десять утра. Десять ноль пять.
Появляется «значительное лицо». Говорит десять минут. Не слушаем. График сдвигается. А когда теперь?.. Вопроса не задаем.
— Продолжаем без перерыва, иначе не успеваем на экскурсию.
Вопроса не задаем.
— Как душно, нужно выйти хоть на пять минут и подышать свежим воздухом.
На улице тоже душно и солнце, которое загоняет обратно.
Говорят. Говорят. Говорят. Не слушаем.
— Конечно, все, что вы рассказываете о себе, безусловно интересно и поучительно. Но главная задача — это проблемы, которые нужно решить. Поэтому прошу говорить о проблемах.
Говорят. Говорят. Говорят. Нужно выговориться.
«Извержения вулкана, эпидемии, землетрясения — все они в тот или иной период истории пытались стереть город с лица земли, но жители всегда возвращались в родные дома».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

Три часа дня. Культурная программа: экскурсия.
Стоим. Ждем автобуса.
Четыре дня.
— Экскурсия у нас будет долгая, — предупреждает гид, — два часа. А вечером вы приглашены в театр. Поэтому мы должны быть мобильными и закончить программу вовремя.
Автобус кружит вокруг одного и того же места, и то с одного бока, то с другого выплывает замок герцогов Анжу, а в котловане — часть разрытого города, на котором стоит нынешний. Ныряем в туннели и выныриваем. Гид, представившаяся уроженкой Беларуси, плетет нить повествования «посмотрите направо… только что слева проехали… оглянитесь — вдали… впереди сейчас будет… если вы захотите посмотреть… обязательно посетите…», вставляет время от времени в свою речь слова и формы, явно иностранного происхождения, но вполне узнаваемые благодаря близкородственности языков.
Мелькают знакомые имена и названия: Лукулл, Данте, Януарий, Россини, Гарибальди, Сан-Карло, Каподимонте, Галерея Умберто, Национальный археологический музей… Хаос из слов вперемешку с инструкциями для любителей экстрима, желающих побродить в небезопасных кварталах.
— Нет, не так опасно. Просто нужно оставить дома документы, драгоценности и деньги и запастись мелочью, лучше всего по еврику.
Вспоминается Рио-де-Жанейро.
За окном — разнородные кварталы города, который никогда их не смешивает: каждый живет в своем гетто, ничего не зная о жизни в других.
Но непредсказуемый Везувий преследует везде, в какую бы сторону мы не поехали. И не сегодня-завтра, а может даже и сегодня к вечеру, смертоносный вулкан обрушит лаву, потечет огненными реками, поплывет четырехсотградусным облаком и вспучит воду. В голове мелькает то и дело мысль: до гостиницы дотянет? И — куда бежать? В магме Везувия мы пребываем все два часа. И, в отличие от беспутных неаполитанцев, к концу экскурсии прекрасно понимаем, что приближаться к кратеру крайне опасно. Видимо, поэтому нас везут не на ту вершину, откуда открывается вид на Неаполь и коварный вулкан, а в прямо противоположную сторону, где, минуя парк, слегка напоминающий крымские сады, но значительно менее ухоженный, попылив ногами, выходим на площадку, и перед нами расстилается вид на остров Низида — в девятнадцатом веке тюрьма.
— А теперь здесь детская колония, — увлеченно рассказывает гид.
Налюбовавшись видом на колонию, ищем глазами знакомые обманчиво‑мягкие очертания и, не найдя на горизонте, логично задаем вопрос:
— А где Везувий?
— О, это там! — в неопределенном направлении машет рукой гид. — С этой стороны его не видно.
— Но почему нас не повезли туда, откуда открывается вся панорама?
— Водитель не захотел туда ехать. Я бы, конечно, была не против, но он наотрез отказался. — И еще раз изящно взмахнув рукой, зовет: — А теперь возвращаемся в автобус!
Автобус стоит. Мы сидим. Ждем. Кого-то, кто никак не появляется. Десять минут. Двадцать минут.
Напротив парочка под оливковым деревом впилась телами в каменную ограду, слилась с ней и никак не может разлепиться.
Сидим, наблюдаем. Ждем. Кто-то пошел искать кого-то. Ждем.

«Самым мрачным считается период с 1983 по 1993 г., когда десять сменявших друг друга мэров не могли ослабить хватку каморры, контролировавшей буквально все».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

Экая наивность, честное слово! Нас не удивишь.
Доход от контрабандной торговли овощами, фруктами и сигаретами? Какая мелочь, если вникнуть.
Торговля земельными участками и строительство? Как говорится, проехали.
Застройка домами плохой архитектуры? Знакомо.
Взятки за поддержку преступных кланов?.. Торговля наркотиками?.. Продажа использованных запчастей?.. Что еще? Нам не привыкать. Хотите поучиться?

«Сан-Карло — старейший театр Италии и второй по значению после миланского Ла-Скала. Продюсеры, ставившие здесь спектакли, всегда ограничены скромным бюджетом, и поговаривают, что само выживание театра Сан-Карло находится под угрозой».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

Дресс-код, конечно, можно было бы и не надевать и не бегать по всем бутикам Хельсинки в поисках соответствующего прикида. Но как же «не», если сказано? Бренды — наружу, чтобы видно: Дольче и Габбана, Босс, МахМара, Армани… Ах, да, изящная сумочка Луи Виттон! Без этого вас, пожалуй, не обслужат как подобает людям из общества. Во всяком случае, так написано в путеводителе. Костюмы и галстуки-бабочка, на которые стекают струйки пота — в Сан-Карло кондиционеров нет.
Barocco Napolitano.
Они так стараются. Два музыканта и пять полупрофессиональных вокалистов, на сцене одного из самых знаменитых театров Европы. По-нашему — просто художественная самодеятельность. Барочная музыка. Барочно-непостижимый Неаполь.

«На дорогах — хаос».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

Утро.
Солнце заволокло облаками, и море как-то тревожно шумит внизу, обрушивая воду на стены Кастель дель Ово. Везувий совсем слился с небом, превратился в серую полосу. ОК. Не так жарко будет ехать на остров Прочида.

Обед без задержки, с обязательной моцареллой и макаронами.
Автобус тоже почти без задержки. Но он странно удаляется от порта, который почти рядом с гостиницей, и выезжает из города. А как же остров? Куда мы едем? Или до острова уже проложили шоссе?
Автобус час двадцать петляет по дорожным развязкам, вверх-вниз, направо‑налево, вокруг города, то приближаясь к нему, то удаляясь от него. И опять въезжает в Неаполь. Наконец причал.
Маленький морской бегунок на подводных крыльях лихо несется вперед по волнам, скачет по ним, как боевой конек, взмывает вверх и ухает вниз, поднимая диафрагму к горлу. Двадцать минут ползут, цепляя минуту за минуту. Кому-то плохо, просят валидол. Кого-то под руки выводят на палубу, чтобы освежить ветром.
— Но я не хочу на палубу!
— Нужно, нужно, сразу станет легче.
Глаза лихорадочно ищут морские жилеты.
— Они под сиденьями.
— Проверьте.
С трудом поднимают крышку.
— Успокоились?
— Теперь понятно, почему нас отправили именно из этого порта?
— Почему?
— В нашем порту эта утлая лодка на подводных крыльях не могла бы пришвартоваться из-за сильного прибоя.
— Море немножко волнуется, — успокаивают нас.
Считаем оставшиеся минуты.
Пошатываясь, выходим на берег, который, как гнездами ласточек, усеян до самого верха разноцветными домиками. Солнце уже ярко светит, и площадь выглядит весело.
Встречает оркестр. Исполняют российский гимн. Трогательно. На площади — весь таксомоторный парк острова. Пересадка на такси. Круто вверх по улочкам без тротуаров, шириной ровно на одну машину. Разворот. Бывшая тюрьма. Бывшая. Превращенная в жилой дом. Из окна кто-то с интересом наблюдает, как мы выходим. Другое окно открывается, и любопытная старая итальянка делает вид, что поливает цветы.
Кофе, булочки. Морской пейзаж.

Хочется побродить по острову. Выходим на лестницу, которая круто спускается вниз. Над головами проносится «слух»: сказали, чтобы не расходились, сейчас будет экскурсия.
Сидим в церкви и слушаем ее историю на итальянском со спотыкающимся приблизительным переводом на русский.
Хочется побродить по острову. Выходим.
Проносится «слух»: сказали, чтобы не расходились, сейчас в только что восстановленной церкви Санта Мария Нуова будет выступление мэра. А потом — концерт.
— Может, сбежим?
— Неудобно.
— Побродим по острову, а потом сразу в ресторан.
— В какой ресторан?
— Указан какой-то в программе.
— А вам разве не сказали, что ресторана с таким названием не существует?
— Как — не существует?
— Очень просто. Народ уже пытался его найти. И безуспешно.
— А где же ужин?
— А вот тут и будет. Поэтому, сказали, расходиться нельзя.
Стоим. Ждем. Идем. Садимся. Итальянский язык без перевода.
Выходим. Стоим. Ждем окончания действа.
Официанты накрывают столы прямо на отрытой террасе. С одной стороны готовится рисото, с другой — в оливковом масле кипят неизменные аранчини.
Из церкви уже второй час доносятся итальянский язык и итальянские аплодисменты.
Стоим. Ждем.
Стрелка часов наползает на цифру шесть. Солнце неумолимо близится к закату. Отплытие в девятнадцать тридцать.
Стоим. Ждем. Из церкви доносятся итальянский язык и итальянские аплодисменты.
— Скоро это закончится?
— Еще будет концерт.
— А — ужин?
— Потом ужин.
Шеф-повар суетится над рисото: заливает белым соусом, неистово мешает густую массу, чтобы придать ей однородность, и приправляет какими-то травами.
Объясняемся с ним на неаполитанском — жестами.
Диалог:
«Смотри, уже время!»
«Что я могу поделать?!»
«Но уже шесть часов вечера!»
«Знаю».
«Может, начнем?»
«Они еще не закончили».
«Мы отплываем в семь тридцать».
«А я‑то тут при чем?»
«Но мы — гости!»
«Ну и что?»
«Но, может, все-таки начнем без них?»
«Нельзя».
«Хочется есть, однако».
«Отмашки нет».
«Ну а если без отмашки?»
«Не положено».
«А потихоньку?»
«Что за шутки!»
Смотрит на нас уважительно: умеем объясняться не хуже, чем они.
Вдруг происходит движение столов и тарелок. Все бросаются в сторону корзин с аранчини, хватают бумажные пакетики и набивают их шариками, чтобы тут же отправить в рот. Распорядитель машет руками и показывает: отойти!
Ему по-русски:
— Мы хотим есть!
Распорядитель отгоняет и накрывает корзины полотенцами. Успеваем положить несколько шариков в рот.
В этот момент дается отмашка, и все бросаются к еде, от которой ночью болит живот. Видимо, от пасты с планктоном. А может, от этой рисовой каши?

В спустившейся на остров тьме спускаемся к причалу.

…Чайка коптит горизонт, пока он не затвердел.
После восьми набережная пуста.
Синева вторгается в тот предел,
за которым вспыхивает звезда.
Иосиф Бродский. (Из программы приема на острове Прочида).

Стоим. Ждем. Мимо, вдоль набережной, в толпе людей виртуозно лавируют скутеры. Сувенирные магазины сияют огнями. В кафе нет свободных мест. Бесцельный людской поток.
Вглядываемся в морскую даль.
Паромы и «подводные крылья» снуют туда и обратно, не обращая на нас внимания.
В темноте по огонькам стараемся угадать свой.
— Вон тот морской бороздун уж точно наш: смотрите, как несется.
Девятнадцать тридцать уже прошло. Над головами проносится «слух»: не там стоим.
Перемещаемся к другому причалу. Время близится к восьми. Стоим. Ждем.
Над головами проносится «слух»: не там стоим. Перемещаемся назад.
Время — восемь ноль-ноль. Осторожно задаем вопрос:
— Когда примерно будет катер?
Ответ:
— Катер отправится по расписанию — без пяти восемь.
В четверть девятого посадка. Тут уж не до политеса мужчин перед дамами.

«Нужно выезжать заранее, потому что автобусы останавливаются буквально на каждом шагу».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

В семь сорок пять утра — отправка на Капри.
— В этот раз мы отправляемся из нашего порта, это почти рядом.
Повезло: через четверть часа автобус въезжает в порт и выгружает прямо перед причалом.
Стоим. Ждем. Гадаем: какой паром будет наш — обещали корабль, предоставленный судовладельцем.
Над головами проносится «слух»: привезли не на тот причал. Загружаемся обратно. Едем на другой причал. Выгружаемся. Впереди — почти вчерашний морской летун на крыльях. Однако на нем до Капри не двадцать минут, а сорок!
Море более спокойное, диафрагма тоже. Но жилеты под прицелом.

Подплываем.
— Смотрите! Дача Горького уже видна!
— Это вот та, красного цвета?
Прибываем. Хочется пить.
На выходе из порта — торговая точка с водой в бутылках.
— Аква син газ.
— Это по-испански, — поправляет на чистом русском «точка». — По-итальянски: аква сенса газ.
На шее болтается цепочка с брелоком. Читаем: VERA
В этой теме Вера, конечно, полиглот.
— Дача Горького? Да, вон там, наверху. Вилла Горький, ее тут все знают. А вон там, тоже наверху, Анакапри, где Тиберий развлекался.
— Нам сначала к Горькому.
— Туда на автобусе, евро восемьдесят. Или на фуникулере, тоже «рубль восемьдесят».
— Фуникулер? Нет, опасно, вдруг сорвется, у них все возможно.
— Тогда лучше на такси, быстрее. Двадцать евро, с каждого — по четыре евро получится. Я сейчас скажу ему, куда вас везти. Они тут и по-английски некоторые…
Торгуемся: то ли евро восемьдесят, то ли четыре евро.
Все-таки отъезжаем от торговой точки по имени Вера на такси.
Через пять минут наверху. Таксист объясняет: теперь прямо, от площади направо — и вперед до парка Августа. А там — там самая главная достопримечательность острова, статуя Горького! Вот ее нужно обязательно посмотреть! Здесь все ходят смотреть на нее. А вилла — что там смотреть?
Идем. Подходим к парку. Платим евро за вход. Спрашиваем по-английски, в какую сторону идти сначала, чтобы к статуе. Показывают: вот по этой дорожке, Via Krupp. Идем вниз, вниз по извилистой, петляющей дорожке. Внизу — море, справа, на фоне скалы — бронзовый барельеф Круппа. При чем тут Крупп?
Возвращаемся.
— Нам статуя Горького.
— Здесь такой нет.
— Как — нет? Сказали: есть.
— Кто сказал?
— Шофер. Главная достопримечательность, все ходят смотреть.
— Так это статуя Ленина!
— А дача?
— Дача Круппа.
— А как же Горький?
— Он там тоже жил когда-то. Но сейчас там гостиница. А Крупп покончил с собой, поэтому это — Via Krupp.
— Ладно, ведите к статуе Ленина.
— Это вот тут, наверху, сейчас покажу.
Железная решетка с висячим замком.
— Там! — рукой в сторону деревьев.
— А посмотреть?
— Нужно звать сторожа, чтобы открыл.
— Это что, всегда так — за закрытой решеткой?
— Ну да.
Сторож открывает и впускает на минуту, чтобы сфотографировать.
Подходим. Стела, знакомый профиль. Надпись:
LENIN
CAPRI
Сверху, бросая тень, свисают ветви дерева. Даже романтично.
Решетка после осмотра достопримечательности сразу закрывается, навесной замок возвращается на место. Опоздавшему сторож машет рукой и недовольно произносит: «Finita!» — что примерно соответствует нашему: «Ходят тут всякие».
Вид на Фаральони. Щелканье фотоаппаратов на фоне скал, бухточек с изрезанными краями, за каждой из которых прячется следующая, с точно таким же ажуром береговой линии; люди на фоне очень синей воды, очень яркого солнца и очень белых катерков.
Разделяемся: кто-то боится ехать по серпантину.
— Да всего-то евро восемьдесят на автобусе! Движение здесь регулярное, обратно вернемся вовремя.
— Не в этом дело! А если?..
— Но они же тут каждый день ездят.
— И к тому же в грот заплывать не буду: у меня клаустрофобия.
— Ну хоть посмотришь!
Anacapri, Тиберий, Лазурный грот.
Читаю на автобусе конечный пункт: Антисари. Долго соображаю: при чем тут финский язык? И почему «сари» («остров») написано с одним «а»? И вообще — почему «остров», если это соседняя гора?

Обед в ресторане.
Официант, толстый и старый, кружит по залу и напевает «Вернись в Сорренто», заглядывает за вырез майки и повторяет:
— Bella!.. Bella!..
Обязательная «Маргерита» за восемь евро и бутылка минералки на открытом балконе, который слегка раскачивается.
— Чувствуешь?
— Может, землетрясение?
Сидим, смотрим вниз на крыши друг за другом спускающихся пиццерий и кафе и соображаем, как это все в одну минуту может слегка съехать.
Пицца съедается за пять минут. Просим принести счет. Сидим, ждем. Просим принести счет. Сидим. Ждем. Показываем, чтобы принесли счет. Сидим. Ждем.
Приносят счет и скромно и ненавязчиво кладут рядом. Открываем: сорок евро двадцать пять центов на двоих, чаевые включены.

Народ фланирует между домами по узеньким, причудливо закручивающимся проходикам, которые приводят в никуда и называются улицей, и бутикам.
Побрякундели из венецианского стекла, уже знакомая по другим местам Европы майолика, сумочки Луи Виттон. Цены.
В витрине, среди выставленной посуды, на огромном блюде сладко спящая кошка, положив голову на переднюю лапку, вытянув левую заднюю и откинув хвостик, не обращает внимания на столпившихся перед витриной поглазеть на нее туристов. Кто научил ее изяществу? Gucci? Или Dolce & Gabbana?
Встреча с коллегами на центральной «фланерке».
В пакетах — кухонные фартучки и керамические плошки с нацорнаментом.
— А я купила сумку.
Обычный треп.
— Ой, они тут сразу снижают цены! Я так отоварилась! Платье «Армани», сапоги, свитер. Свитер классный, триста пятьдесят на ценнике, но она сразу сказала: триста. Представляете, как дешево?
— А вы откуда, из какой страны?
— Из Москвы.
Вопросов не задаем.

Отплытие по расписанию. Вниз — на фуникулере за «рубль восемьдесят».
— Вниз не так страшно. Если упадем, то прямо к пароходу.
Причал. Раздают билеты для посадки на паром «SNAV».
Через час — Неаполь.
«В пригородах появилось огромное количество муниципального жилья, и окраины Неаполя превратились в настоящие трущобы, рассадники бедности и преступности, а на берегу залива теснились заводы и фабрики — удобное место для сброса мусора и отходов».
Из путеводителя «Неаполь и побережье Амальфи». Thomas Cook Publishing

Неаполитанский мусор, тоже знаменитый.
— А как там с мусором? — непременно спросят потом дома.
— Лежит.
Баньоли. Заброшенные заводы и полуразрушенные стены, вдоль которых несется в черноту ночи автобус. Ни одного фонаря. Ни одного жилого здания. Ни одного человека нигде. Ухабы дороги. Кажется, что автобус либо перевернется, либо врежется в стену. Стена, стена, стена — и крыши корпусов над ней. Ни одного фонаря. Куда нас везут? А, лучше уже не думать. Но море справа, далеко внизу, — это посерьезнее. В темноте — а вдруг?.. Лучше не заканчивать мысли. Вот тут и пожалеешь о несостоявшейся поездке на Анакапри — тогда, по крайней мере, было светло.
Через час начинают мелькать освещенные дома, высаживаемся во вполне приличном районе, где организован прощальный ужин.
На открытой террасе — шарики аранчини, канапе и белое вино.
У столов толкучка. Протянув руку между телами, можно что-то достать и положить в рот.
— Заходим в зал и рассаживаемся! Сейчас принесут ужин. Вы опоздали на час, поэтому заходим в зал! Сейчас принесут ужин!
Тарелочки с надкусанными аранчини возвращаются на место.
В зале — накрытые скатертями столы.
Сидим. Ждем. Официанты суетятся.
Певцы и певицы поют у рояля.
После рыбки, похожей на жареного карася, кто-то вздыхает:
— Что поделаешь, у них кризис.
Это уже неинтересно.
— Хочу мяса и жареной картошки с луком!
— Холестерин.
— Но один раз можно, с голодухи!

Обратно возвращаемся другой дорогой — всего за двадцать минут. Оказывается, футбольный матч закончился, и улицы больше не перекрыты. Всюду — высыпавшая наружу молодежь, скутеры. Обсуждают матч.
— Нет, Финляндия нас окончательно испортила!
— Да уж!
— Мы привыкли к пунктуальности, чистоте, порядку, уважению других и их времени… честности.
— Да, не говорите! Окончательно испортились. И с этим уже ничего не поделаешь!
Финальные сцены.
Завтрак утром.
Прогулка по набережной.
Младших школьников ведут на экскурсию в замок дель Ово. Итальянцы совершают утренний моцион: бег трусцой или быстрый шаг. Кто-то прыгает по прибрежным острым камням, стараясь найти место, чтобы окунуться. Собаки, после которых никто ничего не убирает с тротуара. Гостиницу «Везувий», где обычно останавливаются президенты, стерегут машины с карабинерами. Именно сегодня палит тридцатиградусное солнце. Море распласталось. Тело равномерно покрывается влагой. Нужно еще раз принять душ.
Багаж, ресепшен, check-out. Перед входом гостиницы — одинокий автобус. Для всех — один?
Водитель не понимает ни слова по-английски.
«Группа… Рома… аэропорто»… — и жест, означающий движение вперед.
— Наш!
— А где же организаторы?
— Да наш! Довезет! До аэропорта, сказал, едет.
Загружаем чемоданы в багажник. Рассаживаемся. Половина остается outside — мест больше нет.
Сидим. Ждем.
— А если не поедет? Вы когда улетаете?
— Мы — вечером.
— У вас еще есть время, можете и на поезде. А мы днем.
Сидим. Ждем.
— Выходим! Пересаживаемся на другой! Пришло два больших! Этот не для нас!
— Но водитель…
— Водитель ничего не знает.
Перегружаем чемоданы.
Садимся. Сидим. Ждем.
— Все на месте?
— Все!
Последние слова, хлопки на прощанье.
Отправляемся.

В аэропорту сидим. Ждем. Бутики скучные. Пицца в аэропортовской столовке — все та же «Маргерита» — исчезает мгновенно. В Рим ехать опасно: на дорогах пробки, поезда могут отменить. Лучше не рисковать.
Долго сидим. Долго ждем. Check-in делается за три часа.
Стоим в очереди. Ждем. Через тридцать пять минут после ожидаемого начала регистрации приходят три. Мило беседуют между собой спинами к пассажирам. Возятся с компами. Беседуют между собой. Спинами к пассажирам. Делают рокировку. Беседуют между собой. Наконец «пошли», и очередь движется вперед.
Прочесав все бутики, купив сувениры и алкоголь, садимся у gate. Сидим. Ждем.
Девятнадцать сорок пять.
Посадка.
Finnair. Наконец почти дома. Стюардесса приветливо кивает:
— Good evening!
Хочется ответить тем же и поздороваться не по-английски, а по-фински.
— Huomenta! — с распахнутой улыбкой.
Ну, да, после всего можно перепутать утро и вечер. Но она финка, и, наверное, все отлично поняла.

Октябрь 2012
Хельсинки