ЗИНЗИВЕР № 1 (13), 2009

Александр ЧЕРНОВ


Поэт. Родился в Украине. Член Союза российских писателей, один из авторов издания "Русская поэзия. ХХ век. Антология" и многих других антологий и альманахов. Публиковался в журналах "Дети Ра", "Вестник Европы", "Журнал ПОэтов", "Родомысл", "Сетевая поэзия", "Радуга". Живет в Киеве.


В КОТЛЕ ГЛУХОНЕМОМ



* * *

Опять в обручальную муфту
запальчиво хлещет напиток,
ты нравишься каждому фрукту,
который до мякоти липок.
Пчела в очумелом ликере
пульсирует рядом покамест,
как флокен — в медузе, но море
спасительней пойла в стакане.
Твой пасечник, будто в отрубе,
в наморднике и рукавицах.
Крылатым товаркам по клумбе
примером служи, медуница!
Отведав сиропа и спирта
из чанов средиземноморских,
начнут пирамиды Египта
играть с фараоном в наперстки,
марать колпаки усыпальниц
дактилоскопической мутью...
Но разве не чувствует палец,
что сердце — под левою грудью?



* * *

Екнуло сердце у Клавдии,
чуткое на ерунду:
птицы из Новой Зеландии
на Патриаршем пруду.

Явно закончилась песенка
серых и белых гусей.
Дряблою косточкой персика
канул на дно Колизей.
В тине окислился перечень
кинутых в воду монет.
Крякают утка и селезень —
эха возвратного нет.



* * *

Здравствуй, Судак — сухопутная рыба
с невозмутимыми люксами глаз
между чешуек латунного скрипа
или обломков утопленных ваз.
По-итальянски турист — ни бельмеса,
тельник — в горошек, но ты не серчай.
Пусть, избавляясь от лишнего веса,
спелые сливы сольет алыча.
Здесь у меня в позапрошлое лето
голос пропал от сухого вина.
Черное море — причинное место.
Гривню метну, и быстрей, чем волна,
чайка получит "орла" и "решетку" —
липкие знаки летучей судьбы.
Не исключу, что за эту находку
голову пташке свернут без резьбы.
Брошу монету, чихну анонимно,
и штурмовые хлопушки литавр
разбушевавшимся маршем и гимном
перевернут на столбах Гибралтар,
а по пути — остальные державы.
Что там легенды судачат о них?
Все это немо пройдет через жабры,
лишь на спине шевельнется плавник.



* * *

Как губят петуха,
от крика просыпаясь,
хозяин впопыхах
зарезал попугая.
Упорно дергал шнур,
хрипел обрывки арий —
обиделся на тварь и
по горлу полоснул.
Чтоб откликался в масть
дуэтом
без уверток.
Молчанье — это казнь
и птичка в Книге Мертвых.
Заткнись, пернатый друг
без головы и пуха,
ощипанный испуг
застрял в копилке уха.
Небесный звукоряд
и азбука подземки
артачатся, фонят,
вибрируют от стенки.
В котле глухонемом
разделанная тушка
о будущем
нутром
орет на всю катушку.



* * *

Оплавились и обезлюдели
Морского вокзала ступени,
и совокупляются пудели,
которые по уши в пене.

Прибой наседает на бакены,
на всплывшие донные мины;
такой же, как между собаками,
не слышно любви между ними.

Сезон умирает без паники,
без разоблачений мороки,
бесхозных размеров купальники —
качели канатной дороги.

Владелица псов и бюстгальтера
(до лета — в гипнозе глубоком)
на пузо воздушного лайнера
глядит океановым оком.