Поэзия
Андрей ТОРОПОВ
Поэт. Родился в 1978 году в городе Каменске-Уральском Свердловской области. Окончил исторический факультет, аспирантуру Уральского госуниверситета, кандидат исторических наук, доцент, автор научных трудов по истории уральской промышленности. Работает главным специалистом в Управлении архивами Свердловской области. Стихи публиковались в журналах «Урал», «Дети Ра», «Зинзивер», «Новая реальность», «Воздух», в «Литературной газете», газете «Поэтоград» и др. Автор трех поэтических книг. Живет в Екатеринбурге.
ТАКОЙ ВОТ СЮРПРИЗ
* * *
Как тяжела ты мне голова,
Сколько здесь бродит чужих стихов,
Сколько проглочено утюгов,
Чтоб получить на тебя права.
И пятиэровых всех монет
В мире не хватит, чтоб нас купить,
И обитаемых всех планет
В небе не хватит, чтоб нас открыть.
Но не бросайте в вишневый сад,
Лучше бросайте в терновый куст.
Если приедешь – я буду рад,
Если уедешь – я буду пуст.
И все исписаны изнутри
Палкозарубками прозодней
Ночи, аптеки и фонари,
Таборы темной башки моей.
И получаешь несвязный текст
Прямо на выходе из метро.
Если вернешься нести свой крест,
С чистой водою свое ведро.
Это врываются в прозодни
Нас проходящие поезда
Не ресторанов-аптек огни,
А за звездою звезда, звезда.
И остановимся на звезде,
Что остановится, подберет,
Я объявляю: «Не быть беде»
И останавливаю счет.
Про курицу
1
Курица хочет летать, но не полетит,
Курица знает слова, но не говорит.
Только ко-ко, только ко-ко.
Курица знает, что умирать легко.
Что ты делал, когда пришел Наполеон?
Что ты делал, когда гулял по полю он?
Над Бородинским в небе показывают кино,
Аустерлиц показывают, но все равно.
И когда гвардию поведет Мюрат,
На московский, сорок первый парад.
Курица спросит меня — ну как ты там?
Я улыбнусь назло всем березинам.
2
Курица лапой пишет мои стихи,
Что получаются так коряво-легки.
Не виновата она, что я был левша,
Не подковал блоху, получил леща.
А переделан был, стал ни то ни се.
Курица не виновата, ну вот и все.
3
Черная курица нас покидает в цепях,
Мир в котором играли Визбор и Бах.
Где так уютно смотреть на ночной костер,
Где мы любили, помню я до сих пор.
И, исправляя Бродского грустный стих,
Освобождаю курицу, нас двоих.
Правьте спокойно, семь моих королей.
Голос мой не смущает пусть мир людей.
4
Курочка Ряба по золотому кольцу
Выдаст каждому боевому бойцу.
На безымянном пальце золотое кольцо,
Чтобы снести простое незолотое яйцо.
Вместо стиха яичко, в ситцах невест парад,
Не обижай ребенка, неизвестный солдат.
5
Хотелось умереть, да только не получится,
Погасли для меня небесные огни…
Причем же тут, причем америка-разлучница,
Что забрала меня на бунинские дни?
Но ты спасла меня, моя смешная курица,
Раз ты спасла, теперь храни меня, храни.
* * *
Твой поезд уже пришел,
И ты поедешь ко мне.
Чего мне сказать еще
В усталости, в тишине.
Сказал, все уже сказал.
Нашел, все уже нашел.
Твой поезд не опоздал.
Мой поезд уже пришел.
Подземные поезда
Проходят сквозь тьму и бред,
Где маленькая звезда
По аське мне пишет свет.
* * *
Больнее, чем миллион нервов,
Сильнее, чем миллион негров,
Красивей, чем миллион евро –
Смеешься ты надо мной.
По мне проложены шпалы-рельсы,
Зачем-то вставлю тут эдельвейсы,
Ты смейся-смейся, ты смейся-смейся –
Люблю я тебя такой.
Верлибр
В детстве на площади Горького
Я увидел женщину
Кричащую «Дай»
Она ходила по площади
И кричала «Дай»
Она была сумасшедшей
Она была городской знаменитостью
Ее все знали
Даже в Ленинском поселке
На площади Горького
Бабушки продавали семечки
В газетных кулечках
Китайцы продавали кеды
И китайские бальзамы
Мелкая шпана-гопники
Выцепляли мальчишек
Из других районов
И отбирали мелочь
На площади Горького
Не работал фонтан
Копия Римских фонтанов
Работавших в Петергофе
На площади Горького
Был книжный магазин
Где я украл книжку про Мадрид
Город казавшийся чем-то
Недостижимым и волшебным
В пионерском детстве
По площади Горького
Ходила женщина
Кричащая «Дай»
И я тогда не задумывался
Чего же она просит
А теперь я боюсь
Что женщина кричащая «Дай»
Придет ко мне во сне
И заберет мою жизнь.
* * *
Больные стихи. Больные стихи
Рождаются из. Рождаются из
Такой чепухи. Такой чепухи.
Такой вот сюрприз. Такой вот сюрприз.
И можно шутить. И можно шутить,
На всех наплевать. На всех наплевать,
Так строчку делить. Так строчку делить
И так рифмовать. И так рифмовать.
Словами играть. Словами играть
Легко, так легко. Легко так легко
И не умирать. И не умирать –
Летать высоко. Летать высоко.
Себя повторять. Себя повторять.
Вот, в общем, и все. Вот, в общем, и все.
И не объяснять. Зачем объяснять?
Кого-то спасет, меня не спасет.
* * *
Я начал жизнь в трущобах городских –
Какой конец! Какой финал!
О, если б мне когда-нибудь мой стих
Про радости начала нашептал.
Начало всех начал не спит, а ждет
Такой строки, такой строки
И никуда от нас не уплывет,
Начнувшись морем у конца реки.
* * *
Алексею Сальникову
Слово «Мама» пишется с большой буквы,
Слово «Папа» пишется с большой буквы.
Только дети маленькие не знают,
Почему их родители не понимают.
Потому что они поэты,
Их поймут по ту сторону Леты.
С парой-тройкой попарно по берегу Леты ходить
Приводилось и мне, даже рыбу ловить.
* * *
Нет пророков в своем отечестве,
За пророка там Демосфен,
Пыль пускает в глаза отечески,
Но совсем он не Диоген.
Так красиво и убедительно
За собою народ зовет,
И чертовски-бесовски мнительно
Он на гибель народ ведет.
А пророка все презирают
За дешевый его наряд,
Но потом всегда возвращают
Из Медины к себе назад.
* * *
Любить этот мир так непросто,
Любить эту глупость и грязь…
На необитаемый остров
Всегда мне хотелось попасть.
Всю книжечку про Робинзона
Раз двадцать я в детстве читал:
Запретная странная зона,
В которой от всех отдыхал.
Считали меня сумасшедшим,
Потом мне сказали — поэт…
Кораблик, за мною пришедший,
Уходит в таинственный свет.
* * *
«Время лечит», — сказал Вольтер,
И я знаю, что это так.
Но спасибо тебе, Олег,
Что тогда написал в контакт.
Это может главней всего,
Когда мне не хотелось жить,
Это даже главней того,
Когда мне захотелось жить.
Даже не от его письма,
И не знаю я отчего,
Знаю я, жизнь — одна тюрьма.
Нет, не знаю я ничего.
И искать здесь великий смысл,
И поэтом себя считать…
Нет, спасибо, нашел я мысль —
Ту, которую не отнять.