ЗИНЗИВЕР № 1 (13), 2009

Евгений КЛЮЕВ


Поэт, прозаик, драматург, переводчик, журналист, художник, филолог. Родился в 1954 году. Окончил Тверской государственный университет по специальности "Русский язык и литература" и аспирантуру МГУ. Доктор филологических наук (лингвистическая прагматика). С 1996 года живет в Дании (Копенгаген), работает магистром Службы интеграции в муниципалитете Баллерупа и занимается вопросами языковой политики.


ПЛЮС-МИНУС ЗВЕЗДА



БЫСТРЕЕ, ЧЕМ ТУЧИ ИДУТ

Такой, значит, сон (обернувшийся явью,
но дело не в этом) — такой, значит, сон:
мы принадлежим к одному поголовью,
и наш приговор уже произнесен,
с небес раздается: "Огонь, батарея!" —
и падает первый редут,
и громы гремят, но я еду быстрее,
быстрее, чем тучи идут.

Я знаю, что тут ничего не родится:
земля тут сто лет уже как не щедра,
я знаю, я знаю: мы вольные птицы,
я знаю, я знаю: пора, брат, пора,
поскольку иначе повесят на рее,
как только найдут… не найдут:
простыли следы — и я еду быстрее,
быстрее, чем тучи идут.

Прошедшее время в пространстве измятом
манит, соблазняя землей обжитой,
и зол машинист, и ругается матом,
и в топку бросает мечту за мечтой,
и плачут в сторонке мои эмпиреи,
с одежд отмывая мазут, —
не плачьте, не плачьте, я еду быстрее,
быстрее, чем тучи идут.

Ах, кто из нас бранник, кто Божий избранник,
не будем… не будем судить впопыхах —
кто в битве кровавой погибнет, из ранних,
а кто-то, из поздних, в кровавых стихах:
мы все тут изгои, мы все тут евреи,
и нам никогда ничего не дадут!
Мы только и можем, что ехать быстрее,
быстрее, чем тучи идут.



* * *

При покупке конфет золотой петушок —
Дл себя одного, в количестве десяти штук,
Может возникнуть милый разговор
На тему "какая хорошая была сказка".
Но давно прошел ностальгический шок,
все мечты давно отбились от рук,
и страны в стране не видно в упор —
такая вот неожиданная развязка.

А сказка и правда была красивой и дорогой,
Но теперь в эту сказку, пожалуйста, ни ногой,
Потому что ее дописывал совершенно другой,
Не аутентичный автор.
Он не ел конфет золотой петушок,
Он убил семерых и поклал в мешок,
Но был у него и другой грешок:
Он был автор невероятно смелых метафор.

А сказка была прекрасной и золотой,
но ей, кажется, не хватило одной запятой —
и теперь она сделалась просто такой мечтой —
забытой и ни на что не пригодной.
Но летает над нами золотой петушок —
И не отлетает ни на миг, ни на шаг:
Он сильно подорожал, он подрос на вершок,
он боится сказки под названием сегодня.



ОБЪЯВЛЕНИЕ

Потерялся маленький будда, надетый на нить,
вечно занятый небом и прочею ерундою.
Кто нашел — к тому просьба немедленно позвонить:
я страдаю.
Он пока не успел научить меня ничему —
так что… я, как всегда, продолжаю самоанализ
и влюблен, как всегда, в эту пеструю кутерьму —
извиняюсь.

У него была колотушка и за спиной мешок —
полагаю, пустой, едва ли кто-то польстится,
и изогнутый посошок, и смиренный шаг,
и косица.
Сердца не было в нем, ибо он был внутри сплошной,
и снаружи сплошной… вообще весь сплошной: всецело.
Непонятно, зачем он, без сердца, ходил со мной, —
его дело.

Я, конечно, бы мог и один — от миража к миражу:
это дело нетрудное и нехлопотное, по идее,
только скучное очень…
Нашедшего — вознагражу,
посмотрев в словаре смысл слова "вознагражденье".



* * *

"Мама, мне жалко!"
                              Голос из зала

Тут, между прочим, все поломалось —
всякая малость тут поломалась:
ножик и вилка, обруч и палка…
мама, мне жалко!

Тут, между прочим, все изменилось —
всякая милость тут изменилась:
кеды, футболка, светлая челка…
И, между прочим, все износилось —
всякая ценность тут износилась:
смысла и толка, ситца и шелка,
мама, мне жалко!

Детства шкатулка мелко и гулко
отгрохотала всем содержимым,
всем содержимым неудержимым:
ключик-замочек, почерк с нажимом,
краски и кисти, старые вести,
ржавые гвозди,
хоть ненадолго в небо прогулка,
дальше не езди.
Дальше заминка, дальше развилка,
рушится с неба книжная полка,
время крадется шатко и валко
и пожирает зайца и волка —
мама, мне жалко!



* * *

Опять божество… извините, не думали —
не ждали, не чаяли, ан — как всегда:
унылая разность, веселая сумма ли —
хитон, пара крыльев плюс-минус звезда.
И праведный лик, и высокие истины,
и кротость аскезы, и к ней две слезы,
а к ним — эти все осторожности гостьины,
с отказом от благ виноградной лозы…
 
И, значит, ни в коем, пожалуйста, случае
с ума не сходить, не парить в облаках:
какое нам дело, что звезды падучие —
другие! — себя не держали в руках,
на то и другие… А тут — все как надо бы:
всерьез, навсегда, до последней черты —
и райский возок, спотыкаясь о надолбы,
везет нас наверх от земной суеты.
 
Прощай, значит, жизнь! Уж отныне не хаживать
по лужам, а только бродить по лугам,
выказывать знаки вниманья, ухаживать,
смиренье блюсти, не мечтать о другом,
лелеять пергамент сухого отчетика:
мол, жил не греша — ничего сверх того…
Опять божество. А хотелось бы — чертика.
Но — опять божество.



* * *

А лирических обновок,
лучше не проси их, ладно? —
огрызнусь, скажу: не вышло.
После стольких сразу правок
ничего уже не видно,
ничего уже не слышно.

После стольких сразу правок
ничего не опознаешь —
разве только заголовок…
Ничего не опознаешь,
остается тишина лишь
после стольких сразу правок.

Ни одной черты знакомой,
ни единого словечка
после стольких сразу правок.
Плачет старая привычка
да вздыхает старый навык:
ни одной черты знакомой!
А давно ли — бормотали,
чепуху на ус мотали,
малевали подмалевок,
жили глупо и некстати…
все пропало в результате
после стольких сразу правок.

Строй беспечных заготовок
на забывшемся наречье
все далече, все короче.
После стольких сразу правок
с нами только междометье,
междуречье, междустрочье.