ЗИНЗИВЕР № 1 - 2 (7 - 8), 2007




Сергей КАРАТОВ

Сергей Каратов родился в 1946 году. Поэт, публицист. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького Печатался в газетах «Миасский рабочий», «Молодежь Севера», в журналах «Урал», «Уральский следопыт», «Смена», «Новый Мир», «Юность», «Октябрь», в поэтических альманахах «День поэзии», «Поэзия», «Молодые голоса» и др. Автор нескольких поэтических сборников. Стихи переводились на иностранные языки.



ТАЛОН НА БЕССМЕРТЬЕ

Самой секретной профессией в стране стало писательство. На телевидение вытаскивают только тех из пишущих, кто благополучно бытовал на экранах и во времена застоя, и во времена перемен… И в нынешние достославные годы — опять же они. Остальных «засекретили», потому что их творчество возвышает общественное сознание, а это кому-то очень даже не нравится.
Телезрители теперь могут видеть бандитов, осужденных в тюрьмах, мошенников, квартирных воров, проституток в притонах. Раньше у общества были маяки — герои труда, ученые, заслуженные учителя, сталевары и ткачихи. Маяки пропали, их заменили маньяки, о которых ведут бесчисленное количество передач, и чем больше они укокошат людей, тем дольше и подробнее СМИ смакуют их «героизм». А писатели и поэты стали помехой и политикам, и телевизионным журналистам, и композиторам-песенникам. Никто не желает процветания конкурентов, потому что политики и бизнесмены, актеры и спортсмены сами пишут книги. Неважно, какие это книги, главное, что они наводняют ими рынок, дезориентируют читателей и уничтожают у них вкус к подлинным ценностям.
Однажды я уже обращался к творчеству поэта Евгения Чигрина. Тогда был повод: вышла долгожданная книга «Сквозь дымку лет». Книга была выстраданной, имела много пластов, которые откладывались в разные периоды творчества Чигрина. Его жизнь не была устлана розами. Прошел от Украины до Сахалина. Знает жизнь не понаслышке. Та книга словно бы подводила итог проделанной работы за предыдущие сорок с небольшим. Прошло почти три года, поэт словно бы сбросил старую шкуру и активно влился в новую реальность, с ее лексикой, тематикой, с ритмом нового времени. Сказывается возвращение стабильности в жизни страны, возврат интереса к печатному слову в толковой, вдумчивой читательской среде. Читатель понемногу стал отходить от сумбурного и непрописанного чтива, ему понадобилась и добротная проза, и высокая поэзия, без которой он не осознает себя достаточно комфортно. Возвышение реальности для самого общества теперь особенно ценно, поскольку поэзия всегда являлась средством исцеления душ. Недаром в последние годы так размножились психологи, психиатры, психотерапевты, сделавшись чуть ли не спасителями нации от наводняющих ее стрессов. Но, как писал поэт Баратынский: «болезный дух врачует песнопенье».
И тут важно понять, что подвигло творца к написанию большого количество стихотворений: желание врачевать души или просто закрепиться в сознании большого количества читателей своими произведениями. Второе явно проигрывает первому, более гуманному предназначению слова. Второе — это, скорее всего, рефлексивное стремление автора удовлетворить собственное тщеславие, не более того. Этого нельзя сказать про поэта Чигрина. Ему все дается большой кровью: и книгу создать, и опубликоваться. Правда, в последние годы с публикациями стало легче.
2007 год был для него обильным на журнальные подборки, что, на мой взгляд, намного важнее книжки с весьма скромным тиражом.
Вот стихи, вышедшие в «Новом мире», № 7 (все издания 2007 года, кроме журнала «Континент», который вышел на пару месяцев ранее. — С.К.)

«Завари эту жизнь в золотистом кофейнике мглы,
Сахаристую речь переплавь в стиховые миры,
Пусть анапест сверкнет, пусть светлеет от ямба в башке
После века в тоске, после птицы-синицы в руке.

Завари эту смесь на ромашке, на дольнике, на
Крутизне-белизне, существительном ярком «весна»,
Пусть когтистая смерть отплывает на вторнике в ад,
Откуси эту жизнь так легонечко, как мармелад».

Стихи еще продолжатся, а мне хочется остановиться и проанализировать прочитанное. Что же так заставляет писать автора этих строк? Боль утрат? Разлука с любимой женщиной? Думы о несбывшемся? Почему тут фигурирует «когтистая смерть»? Он же еще молод! Он полон сил для созидания, для надежд на будущее. Откуда этот декаданс? Да в том и дело, что есть причина. Но он ее не раскрывает. Потому что поэзия не о самом себе или не только о самом себе. Она адресована большой аудитории и на долгие годы. Все мы уходим, но после нас должно остаться нечто такое, что, по словам поэта: «за китайской стеной волшебству обучает внимать».
Эта же тема задета в другом стихотворении, завершающем подборку в данном журнале:

Не исчезнем, за воздух цепляясь, позабудем копеечный бром,
По наводке гречанок стараясь, мотыльковой поэмой блеснем.

Не все бывает легко понять, но общая канва поэтического волхования прослеживается благодаря таким строкам: «Я в столице — прощенным корсаром — откопал на бессмертье талон». Герметизм не та проблема, о которой следует говорить, главное, что автор создает ауру, которая способствует развитию воображения.
В этой же подборке есть еще одно направление: путешествия в виртуальной реальности. Если поэт Николай Гумилев отправлялся в Египет и Абиссинию через моря и пустыни, то говоря почти о тех же краях, Евгений Чигрин признается нам: «опять на яндекс ловится Марокко»:

«У Марракеша — сундуки и сласти.
Табачный ангел, продавец огня.
Зачем смущать бессмертием меня,
Зачем судить игрушечное счастье?»

Он сам же и оценку дает увиденному, называя всю виртуальность «игрушечным счастьем». Собственно, оценка его гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Тут и вся жизнь со всеми ее треволнениями, поисками себя, попыткой самореализации — тоже в итоге не более чем «игрушечное счастье». И снова лейтмотивом звучит «бессмертие», на которое он в одном случае обзавелся талоном, а в другом — смущается перед ним. Нет уж, брат Евгений, коль взялся за это ремесло, нечего смущаться перед его результатами. Правда, использование мимолетных названий сигарет, тортов, вин, авто и прочего бытового хлама «за ПМЖ напротив храма» — все это оставляет ощущение, что Евгений Чигрин не успевает переварить информационный поток, свалившийся на его бедную голову («Медный всадник» тут ни при чем. — С.К.). Эти предметы мало что значат перед лицом вечности. Это я уже затронул другую подборку, которая вышла месяц спустя в журнале «Дружба народов», № 8. Кроме того, поэт увлекся сближением, я бы сказал «сдваиванием слов»: детка-царапка души, закат-авантюрин, чудак-браток, колокольчик-звук, лоточник-пацан, в щупальцах кальмара-сентября. Иногда это интересно, а порой кажется излишеством.

Есть абсолютно чистые строки, которые хочется смаковать, как хорошее вино:

«Осень в биноклик печали
Высмотрит мокрые сны
Как там небесные твари
В легких руках тишины?

Как там последняя книжка —
Вышла? Куда и зачем?
Выпадет счастья коврижка,
Или простится совсем?»

Вероятно, со временем вкус читательский сделается менее взыскательным, и все наши попытки выражаться высокопарно покажутся милыми и наивными.
Возможно, что сегодняшние вольности с использованием обыденной лексики со временем сделаются литературной нормой.
А вот подборка из журнала «Дети Ра», № 5-6. Здесь тоже продолжается виртуальное путешествие Евгения Чигрина. Но в данном конкретном случае его герой видит своего былого кумира:
«Чешет на грустном верблюде в платье смешном Гумилев,/ Сколько в его сиротливых зенках набухло стихов!»
Прямо скажем, не самым лучшим образом он представил нам «своего» Гумилева. Но любование Серебряным веком постепенно переходит в новую стадию, где доминирует насмешливо-иронический подход к былым кумирам. Эрозия по части развенчивания не останавливается только на вчерашних, советских поэтических божествах, она имеет продолжение. Тут действительно «всякий кричит бедуином, слышишь, подруга-душа?». Чигрин и негодует сложившимися критериями, и сам вместе со всеми пускается во все тяжкие, где «слово сжирает жара». В стихотворении «Японское море» есть замечательные строки:
«Не трогай краба веточкой ольхи, все ежики морские с нами в доле». Сказано настолько современно, настолько по-деловому — в доле! Я и прежде пытался оградить Евгения от примеси традиционной фени (мы помним, что значит «ботать по фене»), но он не может удержаться от соблазна. В этом же стихотворении он выдал такой перл:
«Люля-кебаб ткемалится в натуре». Круто сказано, но эта фраза, к сожалению, дистанцируется от высокой поэзии.
Далее можно было бы разбирать стихи в журналах «Футурум АРТ», «Континент», но объем сказанного не изменит сути... Поэт много и плодотворно трудится. Естественно, что возникают какие-то мелочи, на которые, может быть, и не стоит обращать внимания. А то скажут, придирается рецензент. Как говорится, мундир обязывает. Хочется от души пожелать Евгению Чигрину, чтобы «талон на бессмертие» не подвел и в полной мере оправдал надежды одаренного автора.